Беттина Белитц - Поцелуй шипов

Когда Тильманн пошёл принимать душ, я осторожно приподняла открытую крышку, а другой рукой ощупала содержимое. Всё совершенно обычное — вещи, шлёпанцы, носки и — ага, а это что? Картонная коробка размером с обувную. Я приподняла футболки, закрывающие её, чтобы разглядеть получше.

— Это что будет? Почему ты роешься в моих вещах?

— Ты каналья! — зашипела я на Тильманна. Иногда нападение, это лучшая защита, а мой гнев, в любом случае, искал вентиль. — Оставляешь душ включённым и подкрадываешься ко мне? Что в коробке?

— Собственно, это тебя вообще не касается, — ответил Тильманн холодно. — Но, если ты так уж хочешь знать, пожалуйста. — Он освободил обзор на крышку картонной коробки. Содержание: большая упаковка биологического шоколада, купленного у фермеров по справедливой цене. Господин Щютц посылает приветы. Я сразу же поняла, почему Тильманн возил с собой эту массу шоколада. Тёмный шоколад увеличивал выброс серотонина. Наверное, поэтому он постоянно перекладывал багаж — боялся, что шоколад растает на жаре. Тем не менее мне было не совсем понятно его поведение. Это ведь только шоколад, а не большая упаковка антидепрессантов. Ничего такого, из-за чего могло бы быть стыдно. Кроме того, это не похоже на Тильманна, чтобы он стыдился чего-либо. Стыд совершенно точно не та причина, по которой он отклонил терапию с антидепрессантами.

Тем не менее всё, что я сделала, это милостиво кивнула и позволила ему закрыть чемодан.

— Не ройся в моих вещах, Эли, я это ненавижу, — предупредил он меня с таким взглядом, который ясно дал понять, что он не шутит такими вещами. Послушно я отступила к свой раскладной кровати, которая, если её разложить, блокировала половину комнаты, ожидая, пока Тильманн закончит со своей личной гигиеной. По крайней мере у нас есть ванная комната (покрытая розовой плиткой и с запотевшим шкафчиком с зеркалом), и возможность принять душ. Тильманн сделал это одним мигом, я же стояла под душем целую вечность, хотя вода текла из забитой кальцием насадке лишь тонкой струёй.

Потом я попыталась вздремнут и успокоиться, но голова была переполнена. Как в бесконечном слайд-шоу она показывала мне все новые образы, с которыми мне пришлось сегодня столкнуться и тревожно часто вставляла при этом снимок заброшенного дома, который так магически притягивал меня к себе. И змея тоже опять набросилась.

Медяница, сказал Пауль. Джиннна предположила, что это гадюка. Но по словам обоих, змея была маленькой. Я не могла сказать, была ли она большой или маленькой — прежде всего, это её агрессивная поза, осталась в моей памяти. Что-то подобное, я ещё никогда не видела. На самом деле это должно было сразу заставить меня убежать. Я же наоборот, хотела подобраться к ней поближе. Коснуться её красиво разрисованной чешуи. Я жаждала её укуса. Казалось нуждалась в нём. Но действительно ли она хотела меня укусить? Для меня это выглядело скорее так, будто она хотела показать мне, на что способна. Демонстрация её гибкой силы и быстроты. Но для чего? В отличие от Джианны, я никогда не боялась змей, однако также не особо ими интересовалась. И я не могла вспомнить, что когда-либо раньше мне снились сны о змеях.

На одно мгновение я обрадовалась, что папа не с нами. Смущённо я поняла, как бы он истолковал этот случай. В этом пункте он безнадёжный приверженец Фрейда. Змеи, это пенисы. Я прикусила костяшки пальцев, чтобы не рассмеяться. Извини папа, при всей твоей любви к психологическому толкованию, с пенисами этот эпизод ничего общего не имеет. Ни секс, ни любовь не играли здесь никакой роли. За этим скрывалось более сильное и важное стремление — но существовало ли такое вообще?

Разгорячённая, я стянула тонкую простынь с верхней части тела, пытаясь себя урезонить. Чувства, которые я переживала во сне, бывали часто интенсивнее и сильнее, чем в реальной жизни. Всё же — или именно поэтому? — мне не нужно придавать им слишком много значения. Вероятно, это только неудачное наложение бессознательного состояния на сон. В конце концов однажды, я даже в виде оленя, бежала вдоль ручья и чувствовала себя великолепнее и сильнее, чем испытывала когда-либо подобное, будучи человеком. Значит только ложный выпад моего сознания? Игра чувств?

У меня больше не осталось времен размышлять, так как Джианна приказала нам по телефону, прийти в ресторан Ла Рокка, находящийся поблизости от крепости, где Энцо собирался пригласить нас на ужин. Да уж, будет весело.

Я, на всякий случай, взяла с собой кофту с капюшоном и одела джинсы, так как, наверное, будет прохладно сидеть после заходи солнца без движений. Но когда мы покинули отель и шли по узким улочкам к крепости, я не могла поверить в то, каким тёплым был воздух, ласкающий нашу кожу. На насколько секунд даже моя головная боль отодвинулась на второй план, потому что ощущение, что здесь невозможно замёрзнуть, переместило меня в бодрый, освежающий делирий.

Энцо тоже всё ещё находился в состояние опьянения. Джианна с траурным выражением лица сидела рядом с ним, как раз выслушивая его сальные словоизлияния. Пауль тем временем, умно использовал сложную ситуацию. Перед его столовыми приборами стоял полный стакан вина, из которого он иногда блаженно попивал. Тильманн воодушевленно присоединился к нему. Казалось, даже Джианна пила для храбрости. Только я воздержалась. Если я сейчас выпью алкоголь, то моя головная боль станет невыносимой. Красное вино при этом особенно опасно. Я выбрала оранжад, который оказался обыкновенной фантой. Её сервировали в банке рядом со стаканом. Почему-то она была на вкус другой, чем в Германии, более фруктовой и терпкой. Или так казалось из-за тёплого, южного ветерка?

Энцо мог говорить по-немецки, это я знала от Джианны. Он, в течение многих лет, работал в Германии на фирме, где производят мерседесы. Но по отношению к нам он не собирался использовать даже один единственный немецкий слог. Поэтому Джинне выпала трудная задача, сортировать бурю его слов, выбирать важное и переводить. В первую очередь Энцо занимали две темы: еда и bambini (итал. дети). В еде он разбирался так хорошо, как никто другой и конечно же сделал бы всё лучше, на месте владельца этого ресторана, если бы ресторан был его. Тема bambini тоже интересовала его, потому что он считал, что с планированием детей Джианна уже давно запоздала. Чем позже женщины рожают bambini, тем быстрее увядают, а он не хочет иметь вялую розу в качестве дочери. В следующий момент он решительно засомневался в способности продолжения рода Пауля. Пауль принимал всё спокойно, с его типичным, грубым юмором, и это заставляло Энцо всё чаще глумливо смеяться. Смех, о котором мы никогда точно не знали, служит ли он для того, чтобы поиздеваться над Паулем или же порадоваться вместе с ним.