Беттина Белитц - Поцелуй шипов

Как парализованная, я лежала на кровати, пока Пауль и Джианна, перешёптываясь, не уединились в своей комнате, а террасу оставили сверчкам, ящерицам и гекконам.

Только когда скорпион, треща, спустился по стене вниз и остался сидеть рядом с моим лицом, я смогла повернуться на бок и наконец-то уснуть.

— На помощь… на помощь! — Этот писклявый, ничтожный крик, совершенно непригодный для того, чтобы разбудить или даже насторожить какого-нибудь человека. Скорпион рядом, беззвучно шмыгнул под кровать. Он, как и я, чувствовал, что здесь кто-то есть. Задыхаясь, я наполнила мои от страха затвердевшие лёгкие воздухом, чтобы вновь позвать на помощь, в этот раз громче и сильнее. Но не успела.

— Тихо, это я, не бойся… Лесси, это я…

— Блин, вот напугал. — Всё моё тело дрожало, и, хотя я теперь знала, что нет причин для такой реакции, мои нервы ещё несколько секунд сходили с ума, прежде чем и они приняли, что мужчина в моей комнате, на самом деле знакомый человек. — О Боже, как я испугалась…, - сказала я ещё раз, чтобы объяснить моё странное поведение. Я, наверное, в эти поздние, ночные часы, ожидала всё что угодно, только не того мужчину, который как тёмная тень, больше фантазия, чем реальность, стоял возле моей кровати.

— Один раз я зашёл к тебе, как обыкновенный смертный, то есть через дверь, а ты наложила в свои несуществующие трусики. Я даже постучал.

Это действительно он. Несомненно, Колин. Я действительно напугалась бы меньше, если бы он повис надо мной на потолке. Я думала это грабитель или нападение, может быть даже чужой Мар… только не он. Что я только что увидела во сне? Я не могла вспомнить. И разве мы несколько часов назад не разошлись, поругавшись? Да или нет?

Раздосадовано я поняла, что знала совсем мало, поэтому не могу суверенно владеть ситуацией, в частности потому, что Колин, если меня не обмануло зрение, был совершенно голый. Голый, не считая кожаного браслета на запястье. И он уже сел ко мне на кровать. Я всё ещё видела его как неясный силуэт, лишь глаза иногда посылали искры сквозь темноту моей комнаты. Я нерешительно протянула руку и коснулась его колена.

— На тебе ничего нет, — заметила я укоризненно. Колин и голый — это не хорошая основа для объективного разговора. Но возможно он вовсе и не хочет вести его со мной.

— На тебе тоже, Эли. Я подумал, что после того, когда я приехал, ты объявила, что моя рубашка излишняя, тебе будет легче выносить моё присутствие, если я сниму всю одежду.

Да, конечно. Им управляла только милосердная самоотверженность, что же ещё?

— Легче это не то слово…, - закапризничала я. — И я… я должна тебя увидеть. Так не пойдёт.

Я должна его увидеть, и мне нужен свежий воздух, но прежде всего мне нужно сделать что-то, в чём я была бы уверенна, что не потерплю неудачу или скажу какую-нибудь чепуху. Я откатилась в подножие кровати, встала, неуклюже прошагала к высоким ставням, ведущим на террасу и оттолкнула их от себя, так что в комнату проник скудный, но достаточный свет — свет луны, которая наконец-то взошла и бросала свои серебристые лучи на море. Они отражались даже от листьев тополей. Лёгкое дуновение солоновато-тёплого и всё же бодрящего воздуха ударило мне в грудь. Меня охватила приятная дрожь.

— Постой так, Лесси. Только одно мгновение.

Я чувствовала, как его взгляд ласкает мою голую кожу; я даже воображала, что могу сказать, где он находится именно сейчас. На моём заде. Или всё же на руках. Впадинах колен? Снова подул лёгкий ветерок и охлаждая, высушил крошечные капельки пота на висках и лбу. Мои волосы зашуршали, как тонкая бумага. Медленно я повернулась к Колину. О да, он точно голый. Ещё какой голый. Его кожа светилась в свете луны, как будто состояла из лепестков цветка — редкого, голубоватого-белого растения, которое показывается лишь тогда, когда все люди спят. Я единственная, кому позволено смотреть на него и прикасаться.

Покраснев, я всё же завороженно изучала небольшие выпуклости мышц на верхней части его туловища, выделяющиеся в сумерках. Мышцы не культуриста, а атлета. Другие вещи тоже выделялись. Ещё более чётче. Волосы трещали, как и мои, они пленили меня. Меня успокаивало лишь то, что он смотрит на меня не менее завороженно, чем я на него. Мы стали друг для друга восьмым чудом света. Может мне остаться стоять ещё какое-то время, потому что здесь у меня лучшая и более могущественная позиция для сложных дискуссий, чем если бы я лежала рядом с ним на кровати.

— Я не хочу спорить, Эли, — опередил меня Колин. — Это может разбудить остальных, что будет досадно, не так ли?

Возможно это действительно будет досадно. В этом он прав.

— Но я… когда мы недавно…

— Мне очень жаль, что я оставил тебя стоять на пляже, — избавил он меня от трудностей в поиске слов. — Иногда и я дохожу до крайности и не знаю, что делать дальше. Я забыл, какая ты невыразимо упрямая и твердолобая женщина.

— Ах, — глуповато ответила я. — Значит ты извиняешься?

— Нет. Не думаю, что в том, что я сказал, беру всю вину на себя. Но я сожалею о том, что расстроил тебя и заставил плакать. Некоторые вещи даже я не понимал.

— Сожалеешь? — спросила я с нежной строгостью. — Сожаления для меня немного маловато.

— О, сожаление — это намного больше, чем ты можешь ожидать от демона Мара, моё сердечко. Прежде всего тогда, когда он с эрекцией сидит на краю твоей кровати.

В моём горле поднялось глупое хихиканье. Может стоит сегодня ночью настроиться на перемирие. В конце концов Колин больше не затрагивал тему Тесса, а также тему о его собственной смерти. Никаких теорий фертильности, никаких женских разговоров. Только мы вдвоём, при свете луны, без одежды. Это более благоприятные условия, позволяющие забыть обо всём, чем были до сих пор в этом смехотворном отпуске.

Было не просто вернуться прямым и твёрдым шагом назад и лечь к нему в кровать настолько мягко, насколько мне это хотелось, но, когда наши губы встретились, тянущее покалывание внизу живота в любом случае показало, что ходьба не принадлежит к моим излюбленным действиям и совершенно излишняя. Колин должно быть поохотился; его кожа была теплее, чем обычно, а запах соблазнительней. Мне приходилось держать себя в руках, чтобы не укусить его. В какой-то момент я всё-таки укусила. Из-за чистой самозащиты.

— Боже мой, сколько же у тебя рук? Семнадцать? — вздохнула я, спустя несколько тихих деятельных минут.

— Только две, однако две очень опытные и умелые.

— Очень умелые, ты старый хвастун, — похвалила я милостиво и прислушалась к рокоту в его груди. Он пульсировал в том же ритме, как и мой мчащийся пульс.

— Я чувствую, как бьётся твоё сердце, Лесси.

— Это не сердце, — исправила я его. Нет, это не сердце, но самые интимные регионы моего тела объединились вместе с его ударами. Колин тихо рассмеялся, не убирая своей руки. Я повернулась на бок, чтобы упереться лбом, так, как мне нравилось делать, в его плечо, которое постепенно становилось холоднее. У меня определённо только две руки, но и они тоже, не такие уж неумелые и неопытные — и они жаждали завоевания.