Беттина Белитц - Поцелуй шипов

Природа же напротив, сошла с ума. Солнце, которое в вечерние часы всегда светило с безоблачного неба, заслонила красно-жёлтая пелена, оно напоминало мне восполненную гематому и больше не было круглым, стало овальным. Никогда раньше в вечерние часы не было таких туманных облаков. Хотя было ещё светло — яркость тусклого бара, а не нормального заката — в горячем, песочном воздухе уже роились летучие мыши. В дорожной пыли, поднятой вверх крошечными ножками, постоянно что-то шуршало; я не знала, убегали ли животные или их что-то привлекало сюда. Море лежало перед нами — серое и свинцово-тяжёлое. На поверхности не образовывалось даже крошечных волн. Гребень горной цепи позади нас слабо светился — первый лесной пожар, с тех пор, как мы приехали, достаточно далеко, чтобы наблюдать за ним со спокойным сердцем.

Это лишь лесной пожар, а не Тесса.

Но и мысль о Тессе была как необходимое зло, которое хотелось оставить позади, наконец-то с ним разделавшись. Я всё ещё не чувствовала паники, а скорее гложущее нетерпение и желание, чтобы всё поскорее началось. Больше всего беспокойства мне доставляло не её прибытие, а трип, в который мы сейчас окунёмся. Но в целом я была спокойна.

Также положение на первом этаже больше не было таким напряжённым. Иногда я слышала шаги и бормотание, не больше. Удары копыт Луиса и стук молотка Колина умолкли. Я оторвала взгляд от моря и перевела его на Тильманна. Необычно мягкая улыбка играла на его всегда таком энергичном рте.

— Ты радуешься… это возможно? Ты радуешься, не так ли? — спросила я недоверчиво. Я сама была спокойной, но радость меня уж точно не переполняла. Тильманн, слегка раздражённый, нахмурил тёмные брови, но не перестал улыбаться.

— Эли, что-то во мне любит её, а другая часть хочет отомстить… И то и другое возможно только тогда, когда она придёт. Конечно же я радуюсь тому, что увижу её. Это то, чего я всё это время ждал.

— И почему ты так уверен в том, что отреагирует правильная часть, когда она будет здесь? Та, которая хочет отомстить, а не та, которая её любит? — ответила я более сурово, чем намеревалась. Но мой вопрос справедлив. Возможно Тильманн будет состоять только ещё из любви и преданности, когда старая карга засеменит по улице.

— Потому что я тренировал этот шаг в мыслях каждый день и каждый час. Я почти больше ничего другого не делал. И у меня было много времени. Я едва ещё могу спать.

Этим я должна была довольствоваться. Я верила, что он тренировался. И всё же хотел, чтобы я была вторым пилотом, пытаясь таким образом подстраховаться… Значит сам сомневался. Моё настроение вот-вот должно было перемениться к худшему, как вдруг зазвонил мобильный. Я чуть раньше, когда бежала к Тильманну наверх, включила его, потому что, как говорится, бережёного Бог бережёт. Возможно произойдёт такая ситуация, что придётся звонить в скорую помощь или полицию — какую бы там помощь не смогли оказать нам врачи и копы против Тессы.

Однако сейчас мне звонок не нужен. Это определённо не подходящее время для телефонных звонков.

Но Тильманн кивнул.

— Возьми трубку, мне нужно принести ещё пару вещей снизу. — Ага, пару вещей. Наркотики и нож? Как, ради всего святого, я должна при таких обстоятельствах сосредоточиться на разговоре — прежде всего, если это звонит мама?

Или это Гриша? Эта идея пронеслась без предупреждения через мой измученный разум и сразу же взволновала. По крайней мере это правдоподобно — в моём неописуемом письме я оставила ему номер мобильного; что-то, что я обычно никогда не делаю с незнакомцами, но Гриша для меня не чужой, он в течение многих лет был постоянным гостем в моих мечтах. Может быть ему понадобилось немного время, чтобы побороть себя и позвонить, что он теперь и сделал, потому что любопытство стало слишком сильным…

— Алло? — сказала я приглушённо в трубку, после того, как Тильманн исчез внизу.

— О, Елизавета, я понятия не имел, я ничего не знал… ничего не знал!

Нет. Это не Гриша. Это господин Шютц. Отец Тильманна! И именно сейчас! И о чём он вообще говорит?

— Здравствуйте, господин Щютц, — воспитано ответила я, заставив себя говорить вежливо и дружелюбно, хотя больше всего хотелось съязвить и спросить, что это ему пришло на ум звонить сейчас.

— Елизавета, если бы я знал обо всём, тогда… тогда… ты очень храбрая девушка. Очень храбрая.

— Эм… да. Пойдёт. — Ой, ой. Я догадывалась, что случилось. Мама рассказала ему что-то о Марах. Но что? Всю историю? Нет, она не могла, потому что сама не знала всей истории. Она думала, мы хотим провести в Италии отпуск и поискать немного папу. Он полукровка и пропал. Рассказала ли она об этом господину Шютц? Если да, то это на неё не похоже. Должно быть у неё был очень слабый момент.

— То, что случилось с твоим отцом… не знаю, что сказать.

Я тоже не знала и выбрала «хмхм».

— У меня нет слов! Это горько, очень горько и в то же время так непостижимо. — Тут господин Шютц говорил правду. Но мне не понравился сострадательный тон, который сопровождал его слова. — Вы должно быть пережили тяжёлые времена. Или всё ещё переживаете…

— О, всё нормально, — повторила я неубедительно. — Мы ведь теперь здесь в Италии и… — И ждём самого ужасного из всех Маров, о котором даже мама почти ничего не знает. Прекрасный отпуск.

— Да, отдыхайте там, возможно тогда всё снова на… э, придёт в норму, так ведь? — Придёт в норму? Это не звучало так, будто он хоть немножко верил в то, что рассказала ему мама. Значит вот откуда жалость в его голосе. Я лишь ещё один человек в компании бедной, помешанной семьи Штурм. Безумная семья, один хуже другого.

— Как там мой сын? Ему тоже выпала не особо лёгкая доля из-за недостатка серотонина. Пауль хорошо приглядывает за ним? — То, как господин Шютц сказал «Пауль», я поняла, что он, по крайней мере, Паулю, аттестовал ясный рассудок. Паулю, нашему вечному скептику, который только что наточил нож, перебрал украденные медикаменты, и кое-что выбрал из них, если я правильно истолковала звуки, доносящиеся снизу.

— Елизавета, ты ещё там?

— Да.

— Что делает Тильманн? Он в порядке?

Я огляделась. Тильманн вернулся наверх с двумя напитками в руках и большим ножом для мяса под мышкой. Сейчас он запрограммирует небольшую музыкальную установку для психоделического музыкального фона нашего трипа.

— Чувствует себя прекрасно. Он как раз приготовил для нас коктейли, сегодня вечером у нас будут гости.

Тильманн вопросительно на меня посмотрел и сдержал смешок. Я пожала плечами.

— Твой отец, — сказала я одними губами. Его ухмылка стала шире. Без всякой спешки он взял у меня из рук мобильный.

— Привет, пап. Да, всё хорошо, я в порядке. Да, у нас прекрасная погода, здесь хорошо. Много солнца. Немного лучше. Ах, то что делают все, купаюсь, ем, отдыхаю. — Убиваю. — Да, я дам тебе её ещё раз…