Беттина Белитц - Поцелуй шипов

Мне пришлось приложить больше силы, чем я ожидала, чтобы воткнуть тонкую иглу в кожу. Я представляла себе это намного проще. Теперь я имела представление о том, какую силу пришлось затратить Тильманну на то, чтобы воткнуть Тессе нож в грудь, и как бесцеремонно обошёлся Колин с самим собой. Но я попыталась сосредоточиться на том, что нужно сделать, а не на том, что уже случилось.

— Значит Тесса больна, — обобщила я отчёт Пауля, после того, как он подтянул свои штаны вверх. — Тяжело больна? Ты думаешь она была больна уже прежде или заболела только сейчас… из-за того, что мы сделали? — Может быть Тильманн попал ей в лёгкие, а не в сердце.

— Нет, не из-за пореза. Это странно, на ноже почти не было крови. Рана поверхностная, а её сердце бьётся быстро, но в нормальном, энергичном ритме. Может быть она не выносит современного мира, и экологические токсины и электросмог вредят ей. Но я думаю, что скорее всего она была больна уже прежде, и что всё это как-то связано.

— Как-то связано? — Это прозвучало слишком загадочно.

— Подумай, Эли. Разве можно найти более вескую причину позволить себя превратить и получить в подарок вечную жизнь, чем ту, когда ты смертельно болен? Скорее всего она с благодарностью приняла метаморфозу или даже вожделела её. Она кажется мне жадной. Жадной и глупой. Кроме того, у неё на шее знак Каина. На него моё внимание обратил Колин.

— Знак Каина? Что это такое?

— Клеймо, которым отмечали в средневековье проституток, так что каждый мог видеть, кто они такие. Иногда его ставили на шее, иногда прямо на лице. Я не хочу сказать, что из-за этого она плохая, скорее всего просто происходит из неблагополучных слоёв общества и была нищей. — Пауль извиняясь пожал плечами. — Мы имеем дело с человеком, а не с демоном. Но всё равно она мне не симпатична.

Значит Тесса проститутка… Хотя я знала, что это несправедливо и что теория Пауля о том, что она происходила из самых бедных слоёв общества должна быть верной, эта мысль только усилила моё отвращение по отношению к ней. Колин однажды сказал, что люди, которых ведут низкие мотивы, как только превращаются, становятся самыми губительными Марами. Тесса возможно, будучи человеком, никого не убила, как Францёз, но жадность и похоть уже всегда были в её природе. В этом я уверенна. Может быть ей даже нравилось её профессия проститутки? Возможно ли вообще такое?

— Уже только из-за знака Каина мы не можем отвести её в больницу, Пауль. Его может заметить кто-нибудь другой. Мы должны остаться здесь!

Это была единственная альтернатива: нам придётся остаться здесь. А я отдала инъекцию Паулю, вместо того, чтобы оставить себе. Но это правильный выбор, даже если он подвергнет меня опасности. Мой брат должен защитить себя точно так же, как защищает нас. Снова в гостиной что-то ударилось о пол, и я услышала восхищённый смешок, который перешёл в уродливый смех, а потом в бульканье.

— Позаботься о том, чтобы это прекратилось, пожалуйста, — умоляла я.

Пауль кивнул.

— Она не хочет ложиться, но у меня ведь есть достаточно валиума. Он вам понадобиться?

— Я не знаю. Думаю, мне нет. — Я боялась проспать, если мои лимфатические узлы опухнут или что не замечу других симптомов. Предпочитала оставаться бодрой.

— Постучи, если вам что-нибудь понадобиться. Колин и я позаботимся обо всём. Будь сильной, сестрёнка, хорошо?

Я больше ничего не смогла сказать. Моё лишь с трудом сохраняемое самообладание развалится, как куски мяса в соляной кислоте, как только Пауль спустится вниз по лестнице. Но он должен идти. Его ожидает работа.

Когда я, чуть не плача, шагнула назад в комнату, Джианна и Тильманн всё ещё неподвижно лежали на своих койках.

— Эй. С вами всё в порядке? — спросила я осторожно. — Как вы тут?

Никакого ответа. Джианна даже отвернулась, как будто боялась моего дыхания.

— Тильманн, ты не хочешь поговорить ещё немного? — попыталась я ещё раз. — Мне бы хотелось знать, каким был твой трип и что ты видел. — Никакой реакции. Он вообще слышит меня? Я чувствовала, как во мне растёт отчаяние.

Снова я попыталась с Джианной.

— Джианна, может быть ты почувствуешь себя лучше, если мы поговорим. Нет? Я бы тоже почувствовала себя лучше. — Намного лучше. Разве она не замечает, что я умоляю её? Одна единственная горячая слеза потекла по моей щеке. — Мы ведь не можем лежать здесь всю ночь и молчать, не так ли?

Джианна глухо застонала, возможно она даже плакала, но не предприняла никаких попыток повернуться в мою сторону. Теперь и Тильманн отвернул свою голову к стене. Они меня боялись. Они боялись моего дыхания, моих рук и моей кожи. Моя близость вызывала в них отвращение.

Я должна справиться со всем в одиночку. У меня больше никого нет. Мои лучшие друзья лежат всего лишь в нескольких метрах и делают вид, будто меня нет. А мужчина, которого я люблю, не желает ничего другого, кроме как убить себя. Всё стало так, как было раньше в школе, когда я плакала, и ни один человек не обращал на это внимание, потому что все думали, что я хочу лишь порисоваться. Но теперь я действительно стала аутсайдером, а то что меня делало им, может убить.

Я пододвинула матрас поближе к балконной двери, так что слышала бушующее из-за горячего ветра Сирокко море, это единственное, что мне ещё оставалось. С широко распахнутыми глазами я ждала, когда звуки снизу стихнут.

В саду всё ещё полыхал огонь.

В моих снах он стал нашим адским пламенем.

Мы все умрём.

«Разве можно найти более вескую причину позволить себя превратить и получить в подарок вечную жизнь, чем ту, когда ты смертельно болен?»

Риторический вопрос Пауля больше не выходил из головы и словно гарпун опять зацепился за мои мысли, когда я после короткого, беспокойного сна пробудилась поздней ночью от кошмара. Какими бы ужасными мои кошмары не были до сих пор — в большинстве случаев я могла успокоить себя тем, что они никогда не исполнятся или, если немного повезёт исполняться по крайней мере не сразу.

В этот раз эти фразы были совершенно бесполезны. Потому что то, что мне приснилось, было очень вероятно, даже если то, что касается визуальных тонкостей, в реальности произойдёт менее драматично. Боль, однако, будет гораздо хуже, а финал тем же. Смерть. Боли во сне я почти не испытывала, мной овладела лишь тупая слабость, но я хорошо знала, что это только начало. Потому что была уже изуродована. Чумные бубоны, в величину с кулак, красовались на моём истощённом теле, переливаясь фиолетовым цветом, и так сильно набухли, что пульсировали в такт с моим сердцем. Иногда один прорывало и тогда из него вытекали не только вонючий гной и вязкая кровь, но также бесконечное количество тараканов и мокриц, которые поспешно ползли к моему рту и глазам, чтобы найти там укрытие. Кошмар, созданный Фрнацёзом и Тессой.