Беттина Белитц - Расколовшаяся Луна

— Но наш уговор остаётся в силе, не так ли? — спросила я. Мой голос прозвучал колко. — Послезавтра вечером. Пауль и ты.

— Елизавета. — Джианна, всхлипывая, покачала головой. — Кто ты такая? Почему ты сделала это? Почему ты вмешалась? Я ему всё простила, а теперь снова всё вышло наружу. Теперь я знаю вещи, которые никогда не хотела знать.

— Это было необходимо, — сказала я с такой чёрствостью, которая мне самой была чужда. — Разберись с этим. Найди путь. Займи себя этим. Напиши ему о своих собственных воспоминаниях, ладно? Пиши до послезавтрашнего вечера. А потом приходи сюда. Писать ты ведь можешь, правда?

Качая головой, Джианна встала, бросила на меня взгляд, который окончательно классифицировал меня как сумасшедшую, и сбежала вниз по лестнице.

— Не оставляй Пауля на произвол судьбы, слышишь? — прокричала я ей вслед.

— Я такого никогда не сделаю, и ты это точно знаешь, Элиза! — заорала она в ответ. — И это в тебе самое подлое! Ты расчётлива!

— Расчётлива, — передразнила я её, как только её шаги затихли. — Что же, извини, но мне нужно быть такой, чтобы спасти твою шкуру. — При том что я не чувствовала себя даже немного расчётливой. Нет, я чувствовала себя так, будто кто-то другой рассчитывает мою жизнь и перепрограммирует меня. Строчка за строчкой, для одной конкретной цели, которая оставалась для меня в тайне.

Моя щека всё ещё горела. У Джианны было больше силы, чем я предполагала. Наконец в подъезде раздались тяжёлые шаги Пауля, и лифт с грохотом поднял его наверх. Я встала в проёме двери, чтобы встретить его и сразу же увидела, что у него в руках не было сумки.

— Привет, Люпочка, — сказал он утомлённо, но его глаза коротко вспыхнули.

— Где твоя сумка? Мне поднять её? — спросила я поспешно.

— Нет. Я ещё в состоянии нести сумку сам. Не обращайся со мной как с тяжело больным человеком, пожалуйста. Я хотел только быстро сказать привет. Я проведу ночь у Францёза.

— Нет. Нет! Тебе нельзя! — закричала я в ужасе и в тот же момент прижала руку ко рту. Почему только я так плохо владела собой? — Пожалуйста, не делай этого, Пауль, останься здесь, ты как раз только вышел из клиники и…

— Точно. Я вышел из клиники и не видел Францёза с воскресенья. Ты же навещала меня, по меньшей мере, три раза на день, к большой радости всех врачей и медсестёр. — В чьи дела я неоднократно вмешивалась. Но лишь потому, что в отличие от них знала, что действительно с Паулем было не так. Здоровый сон. Мечты. Счастье. А что делали они? Постоянно брали у него кровь, будили его в шесть часов утра — именно тогда, когда у него был самый глубокий сон, и пичкали его кучей ненужных медикаментов.

— И всё же, Пауль… Пожалуйста, останься. Пожалуйста. Пожалуйста! — умоляла я его.

— Францёз ждёт возле набережной Зандтор. Мне нужно сейчас идти. Блин, пойми меня, Эли. Его собака умерла, я ему сейчас нужен. Завтра я снова вернусь — он хочет в пятницу рано утром ехать в Дрезден, и у нас в распоряжение только сегодняшний вечер. Нам надо много чего обсудить. Прими это, пожалуйста. Таким сногсшибательным твой тип тоже не был. Разве я по этому счёту сказал тебе что-то? Нет.

Сногсшибательным в этот момент я Колина тоже не считала. Самое большее — неприятно сногсшибательным. Сегодня ночью он прокрался в мои сны таким способом, что я даже не осмеливалась описать это. Он при этом душил меня. И когда мне удавалось оторвать один его палец от моей глотки, его хватка становилась сильнее. В последнюю секунду я проснулась, и было такое чувство, как будто сон имел власть убить меня.

Видишь сновидения об удушье, если по какой-либо причине задыхаешься во сне? Или задыхаешься, если видишь сновидение об удушье? Моё лицо приняло синеватый оттенок, когда я затем посмотрела на себя в зеркало, а в моих глазах лопнули сосуды. Остаток ночи я проспала без одеяла. Если беспокойное ворочание вообще можно считать сном.

А Колин был «хорошим» Маром. Хотя я между тем уже сомневалась в том, что существовали хорошие Мары, но Францёз был определённо не одним из хороших. Что будет, если сегодня ночью его захлестнёт обжорство, и никого из нас не будет по близости, чтобы снова реанимировать Пауля? Но тот уже развернулся и поднял в приветствии руку.

— До завтра, Эли. — Я хотела побежать за ним, остановить, но снова случилось то, что уже случалось в прошедшие ночи, когда я просыпалась из моих кошмаров и расхаживала по квартире, чтобы мучить себя вопросом, как всё пойдёт дальше. Я внезапно стояла, оцепенев, не в состоянии двигаться или принять решение, в то время как мои чувства и мысли образовывали ураган, который с разрушительной силой проносился по моему мозгу и оставлял смутный, белый шум. Я думала и чувствовала всё одновременно и была не в состоянии разложить это по полочкам или даже сделать выводы. Я была беспомощна по отношению к самой себе.

На это ушли минуты, пока у меня не получилось освободиться из этой бури, и я смогла побежать за Паулем. Но ягуар Францёза уже уехал. Я больше не могла догнать его. И прежде всего мне нельзя было этого делать. О Боже, мне нельзя было этого делать! Может быть, Францёз слышал мои слова. У Маров был хороший слух. Может, он сидел в своей машине и видел каждую мою мысль перед собой. Знал обо всём.

Но что-то во мне заставило меня бежать дальше, бесцельно и без плана по Шпайхерштадту, вдоль каналов, через мосты, вдоль и поперёк. Я проталкивалась, не принимая во внимание и не извиняясь, мимо туристов, поскользнулась на мокрой мостовой, и мне нужно было несколько раз удерживаться за перила, чтобы не упасть. Чем дольше я бежала, и чем темнее и пустыннее становился Шпайхерштадт, тем больше мне казалось, что кто-то преследует меня.

Я чувствовала это уже всё время, но теперь я услышала шаги. Ловкие и проворные. Они умолкали, как только я останавливалась, и раздавались в ночи, когда я бежала. Или это было эхо моих собственных каблуков?

Я втиснулась в один из проёмов дверей и прислушалась. Клап, клап, клап. Тишина. Нет, это было не эхо. Это были шаги. Не воображение. Не паранойя. Здесь был кто-то, кто хотел добраться до меня.

Я попыталась замедлить моё дыхание, быть тихой — неслышимой и невидимой. Но и шаги моего преследователя умолкли. Он не ушёл, нет, в этом мне не нужно было убеждать себя. Он был здесь. Я его чувствовала. Не прямо рядом со мной, но он ждал того, что я начну двигаться. Он хотел вымотать меня.

Я прижала мою щёку к разъеденной стене входной двери и посмотрела за угол, чтобы найти путь к бегству — и отпрянула, как будто меня ударили.

Он стоял там — прямо и подкарауливая, посередине моста. Он даже не старался как-то спрятаться. Туман клубился вокруг его ног, так что казалось, будто он парит, но он смотрел прямо на меня, тёмный, высокий силуэт со светящимся жаром в глазах, которые посылали чёрные молнии сквозь туман. Я узнала эту фигуру — о, я так хорошо её знала. Среди тысяч я узнала бы её. Собственно я даже любила её. Но ещё никогда она так меня не пугала.