Беттина Белитц - Расколовшаяся Луна

Значит, Францёза какое-то время здесь не будет — его жадность на деньги даст нам преимущество. А у Тильмана якобы не было проблем перевести свои мысли в другое русло. Оставалась только Джианна. Об обмороке Пауля мне ничего нельзя рассказывать ей, это бы её мгновенно привлекло. Но она знала, что он вернулся сегодня, и если я не отвлеку её, то она будет думать о нём. Может быть, предпримет что-нибудь спонтанное, как боялся Колин.

— Мне нужно ещё кое-куда смотаться, — пробормотала я и встала. — Увидимся сегодня вечером.

Доктор Занд обрадовался, увидеа меня, а я обрадовалась, увидев его. Но не хотела задерживаться у него долго. Я рассказала ему коротко о бессоннице Тильмана, а он посоветовал мне послать к нему мальчишку лично. О его проблемах он не мог судить на расстоянии.

— Вы чувствуете себя снова лучше, Елизавета? — Он посмотрел на меня серьёзно.

— Да. Я… я окунулась в свои воспоминания, — ответила я честно, и, казалось, он почувствовал, что я не лгала. Но доктор Занд был не дураком. Он также чувствовал, что во мне кипело что-то намного большее. — Есть ещё некоторые проблемы, — добавила я неопределённо. — Ничего, что можно рассказать. Это… сложно.

— Ага, — сказал доктор Занд, не освобождая меня из своего серого взгляда.

— И поэтому у меня к вам есть просьба. Если, со мной что-то случится, я имею в виду, со мной и моим братом. И Колином. Тогда только вы сможете выяснить, что именно случилось. Понимаете? — Вы должны выкрасть наши тела, подумала я, что не осмеливалась сказать вслух. Заглянуть в наши мозги. Проверить, есть ли у Колина сердце. Глаза доктора Занд расширились.

Быстро я заговорила дальше.

— Если вы пообещаете мне сделать это и не будете вмешиваться заранее, я обещаю вам взамен, что не появиться никакого сообщения в Гамбургер Моргенпост о вас и ваших неотёсанных теориях о Марах. И что я стану вашей преемницей. И в один прекрасный день позволю исцелить ваших пациентов.

Это оставило впечатление. И даже прозвучало убедительно, хотя я не испытывала ни малейшего желания выполнить это обещание в ближайшие годы. Может быть, даже никогда. Но это было то, что давало ему душевное спокойствие. Рот доктора Занда скривился сначала поражённо, потом озадаченно, потом одобрительно. Он начал улыбаться. Верил ли он мне? Или он точно знал, что я блефовала.

— Вы дьяволица, Елизавета. Я недооценил вас.

— Этого никогда нельзя делать. Марко ещё здесь? Мне хочется пожелать ему хорошего дня.

— Снова. Он снова здесь. — Доктор Занд провёл по своей лысине. — Он слишком перестарался со своими попытками интегрировать себя в нормальную жизнь. Слишком много стресса, и поэтому предохранители перегорели. Тем не менее, вы можете повидаться с ним. Но, Елизавета…

— Да? — я уже собралась уходить.

— Держите дистанцию. Я имею в виду здесь. — Он указал на своё сердце.

— Конечно, — сказала я с глубоким убеждением. То малое, что я знала о Джианне, хватало мне вдвое и втрое, чтобы не поддаться очарованию Марко. Кроме того, моё сердце принадлежало Колину, даже если в этот момент ему это не приносило радости, и при каждой возможности оно сопротивлялось этому. Оно испытывало страх, вместо тоски и привязанности. Почему, я не понимала. Тем не менее, Марко не представлял для меня риска — это я знала.

Он выглядел немного более раздутым, чем при нашей первой встрече; наверное, из-за медикаментов. Но его печатание ничего не потеряло из своей разрушительной энергии. Что, интересно произойдёт, если заберёшь у него из-под рук клавиатуру? Конфискуешь компьютер? Ему он, кажется, был необходим ещё больше, чем Джианне. Это хорошо, подумала я удовлетворенно и спела про себя небольшую хвалебную песню по отношению к интернету, когда открывала стеклянную дверь и входила к нему.

Марко узнал меня — мягкая вспышка в его мёртвых глазах, которая была слишком слабой, чтобы вернуть в них назад жизнь.

— Эй, как дела? — спросила я, хорошо зная, каким дурацким был этот вопрос.

— Хорошо, — соврал он вежливо. — Что ты здесь делаешь?

Его немецкий удивил меня. Он был почти без акцента. Почему Джианна разговаривала с ним тогда на английском? Я положила ему копию её визитной карточки на письменный стол. Он прочитал её имя и опешил.

— Она думает, что ты умер. Я верю, она обрадуется, если ты сообщишь ей, что это не так. — С этими словами я оставила его одного — на всё остальное у меня больше не было влияния, и поехала назад домой, где нашла Тильмана, отдыхающего на диване, перед собой тарелка с кусочками пиццы, пиво и его мобильный. По телевизору шло какое-то дерьмо, а Тильман создавал впечатление, будто ещё никогда ничего не слышал о Марах и вёл совершенно посредственное, без всякой опасности существование. Ни мне, ни сердитому животному в моём животе это не понравилось. Кроме того, он спокойно мог заказать пиццу и для меня.

— Кстати, тебе привет от отца, — вскипела я и встала перед телевизором, чтобы он не мог больше ничего видеть.

— Ты была у моего отца? — Тильман даже не взглянул на меня вверх, а только на мобильный, который, вибрируя, передвигался по журнальному столику. Наверное, его тёлка. Я вырвала его у него из-под носа и нажала на отклонить.

— Ты что, даже не хочешь знать, что здесь случилось, в то время как ты на корабле подчинялся своему гормональному опьянению?

— Блин, Эли, притормози. Ведь всё идёт нормально!

— Нормально? — Мой голос стал скрипучим от негодования. — Пауль лежит с проком сердца в клинике, а ты находишь это нормальным? — Теперь я взяла пульт и отключила звук. Болтовня за спиной заставляла меня нервничать. Всё заставляло меня нервничать. Даже остатки пиццы. И левый, развязанный кроссовок Тильмана. Крошка в уголке его рта. Разве он не мог вытереться?

— Конечно же, это не нормально, но в больнице Пауль в безопасности. Францёз находится на Майорке и…

— Да. Замечательно. Уже задумывался, почему? Не может быть так, что там он хочет построить новую жизнь для себя и Пауля? Заманить его туда, потому что подозревает, что здесь зарождается заговор? — Я взяла тарелку, отнесла её на кухню и бросила, гремя, в раковину. — Он только потому поехал на Майорку, что, после того, как Паулю стало плохо, должен предоставить ему паузу. Его мечты должны снова вырасти! — зарычала я на Тильмана. — А как это можно лучше всего устроить, после этой дерьмовой зимы, чем перспективой на новую жизнь на юге?

— Тем не менее, это даёт нам время. Ты реально стала трусихой, пока нас не было, Эли. У тебя совершенно сдают нервы.

Я бросилась из кухни назад в гостиную и обстоятельно проводила маленьким пылесосом вокруг Тильмана по покрытому крошками дивану. Я намеренно неоднократно касалась его насадкой, потому что знала, что это разозлит его до смерти. И так оно и было. Животное в моём животе прорычало от удовольствия, когда Тильман вырвал пылесос у меня из рук и забросил его рассержено в угол, потому что этим он дал мне повод ударить его краем ладони по руке.