Беттина Белитц - Расколовшаяся Луна

Как солдат при бомбардировке, я скатилась с кровати, вскочила на ноги, истерически стянула ночную рубашку через голову, потрясла волосами и в тоже время пятилась назад к двери, и, затаив дыхание, осознавала, что в любой мгновение могу быть укушенной, как в тот же момент раздался сердитый крик из соседней комнаты.

— О, нет…, - ахнула я. — Нет… только не Пауль…

Я бросилась полуголая через коридор, в уме составляя план, с помощью которого смогу спасти Пауля — отсосать укус, затронутую часть тела перевязать, предупредить центр экстренного вызова по ядам, 110, но прежде чем я ворвалась в его комнату, раздался громкий удар. Последовал оглушительный грохот, закончившийся удовлетворённым ворчанием. И оба прозвучали не так, будто Пауль лежал в предсмертных судорогах. Нет, это прозвучало так, будто…

— Чёрт, ты что сделал? — закричала я на него. Он стоял посередине своей кровати, руки в триумфе подняты вверх, в одной руке увесистая книга об искусстве аборигенов, в другой — ширма от люстры, которая упала на него сверху. Но моё внимание было направлено на смятое тело Берты, которая только что, дрожа, сдохла на простыне Пауля.

— Не умирай, Берта, пожалуйста, не умирай, сладкая, — упрашивала я её, но было уже поздно. Пауль раздавил её тело, а подёргивание ног было последней реакцией её нервов. В этом паучке больше не зиждилось никакой жизни.

— Извини, Эли, эта скотина ползла по моей подушке…

— И тебе нужно было сразу же убить её? — воскликнула я укоризненно. — Ты, вероятно, мог бы и поймать её…, - Берта мне не нравилась, но теперь на глаза у меня навернулись слёзы. Она была моим самым важным инструментом, а Пауль взял просто и положил конец её существованию. Но разве он не мог свою быструю реакцию направить немного в другую сторону?

Укоризненно я смотрела не него, а он смотрел в ответ абсолютно растерянно.

— Елизавета, это был паук. Уродливый, отвратительный, ядовитый паук…

— Она была нужна мне. Она была нужна мне, чтобы… ах, ты этого не поймёшь. — Качая головой, Пауль подобрал останки Берты и небрежно выбросил их в окно.

— Нет, этого я действительно не понимаю.

Я тяжело вздохнула.

— Прощай, Берта, — пробормотала я. — И спасибо за всё. — Ледяной ветер снаружи заставил меня вздрогнуть. Пауль бросил мне свой банный халат, и я обернула его неловко вокруг плеч.

— Иногда ты кажешься мне немного жутковатой, Эли. Ты почти напоминаешь мне Ренфилда из Дракулы…

— Ну, прям, — запротестовала я. — Я ведь не ем маленьких котят и не кричу постоянно: «Учитель, учитель, я тебя чувствую!».

Уголки губ Пауля коротко дёрнулись.

— Нет, но сначала пойманная крыса, а теперь паук? Ты делаешь вид, будто она была твоим любимым домашним животным. Извини, пожалуйста, что я спас свою жизнь.

— Может быть, она спасла бы твою жизнь, — прошептала я так тихо, что он не мог этого услышать, и вернулась назад в свою комнату.

Настало время действовать. Как только Пауль покинет дом, — я знала, что ему нужно на выставку в Берлине, и питала обоснованную надежду, что Францёз, самое позднее в девять часов, выгонит его на улицу — я разрушу стену.

И если мне лишь немного повезёт, то я найду ключ, а в папином сейфе лежало что-то, что мне позволит, убедить Пауля и излечить его.

Если исцеление для него было ещё возможно.

— Если ты не хочешь, то мне придется применить силу, — прорычала я, схватила кувалду и стала размахивать ей туда-сюда. Чрезмерно пугающе при этом я не выглядела. Вес кувалды почти тянул меня на землю. Для меня было загадкой, как я смогу поднять её над головой.

Я нашла полый камень и в тот же момент прокляла папу, так как камень находился в самой середине этой отвратительной стены, и все попытки высвободить его с треском провалились. Ладно, если я не смогу поднять кувалду над головой, может быть, тогда имело бы больше смысла ринуться сверху и при этом с размаха ударить в стену? Нет, физически невыполнимая вещь. Я свалюсь на пол, как гнилой фрукт поздней осенью.

Так что в дело вступает ударная дрель — мой последний туз в рукаве мастера на все руки. Решительно я поменяла кувалду на не менее тяжёлый убийственный инструмент, прижала его остриё к стыкам на стене, включила его и в тот же момент оказалась в облаке пыли. Но после того как я разломала стык, выглядя при этом так, будто искупалась в грязи, мне нужно было всего лишь раз поднять кувалду — это я ещё как раз смогла, хотя и с болезненным рывком в правом плече — и стена начала рушиться.

Час спустя кухню Пауля невозможно было узнать. Пыль покрыла всю мебель и электронные приборы серой пудрой и даже прилипла к стенам, на полу лежали вдоль и поперёк кирпичи и всякие приспособления для разрушения, но у меня не было настроения для уборки и мойки. Я полностью выбилась из сил. Собрав оставшиеся силы, я дотащила полый камень до стола, кое-как вытащила небольшую деревянную пластину, которая защищала его внутренности, и, вздыхая, завладела ключом.

Теперь меня ничего не удерживало в Гамбурге. Мамино письмо до сих пор не прибыло. В Вестервальде, как и почти во всей Германии, господствовал снежный хаос, и, видимо, почта ещё не покинула границы леса. Пауль мог бы послать письмо назад, как только оно дойдёт сюда, а у меня была только одна цель: папин сейф. Я сожалела о том, что загрузила террариумы и аквариумы в багажник, вместо сейфа, потому что тогда я смогла бы тут же открыть его.

Тем не менее, я была в эйфории.

— Наконец ты у меня! — крикнула я от восторга и поцеловала неприметный ключ в бородку. Папин план сработал — план, который, посмотрев назад, казался мне даже больше чем рискованным. Потому что откуда он мог знать, что Пауль останется в этой квартире? Учитывая непризнание в отношении папы, могло бы вполне случиться, что мой брат в один прекрасный момент переехал бы и нашёл бы себе свой собственный дом, к которому папа не прикладывал рук. Значит, папа был точно уверен, что Пауль останется здесь.

Однако я также помнила, что папа горел рвением, после того как нашёл эту квартиру в Гамбурге. Она была чем-то особенным, сказал он, и Пауль полюбит её. Хотел ли он с её помощью загладить свою вину? Казалось, Пауль действительно любит квартиру, хотя она в этот момент, благодаря моим преобразовательным работам, значительно потеряла своё очарование. Он ещё недавно восторженно подчеркнул, что никогда не захочет отсюда переехать.

В виде исключения я находила её и сейчас красивой и весело прыгала вокруг обломков. Пронзительный звонок в дверь внезапно оборвал мой счастливый танец. Неужели Францёз? Нет, с ним Пауль, ругаясь сегодня утром, отправился в Берлин. Или, может, они что-то забыли? Если это так, то меня ожидала неприятная сцена.