Ирина Плют - Артур Грэй

— Эх, молодежь… Вечно с вами морока.

Храмовник недоуменно посмотрел на старушку, а потом зашарил руками вокруг по кустам в поисках меча. «А вдруг ведьма?! — подумал он, слегка косясь на жующую семечки бабульку. — Ну где же ты?..»

— Чегой-то потерял? — бабулька за доли секунды оказалась лоб в лоб рядом с храмовником.

— Ух ты ж блин! Бабуля, а чего это вы так подкрадываетесь к честным людям? — Клеон рыскал за своей спиной: авось палка какая попадется, хоть ей бабку-то огреть.

— Милок, я не кусаюсь. Так что можешь успокоиться. Тоже мне герой-богатырь… Свалился на голову с пригорка, нервный весь. Эх, ну тебя… Пойду-кась я, в общем… — непонятная старушка, прихрамывая и переваливаясь с ноги на ногу, придерживая подол старенького синего платья, заковыляла по еле заметной тропинке.

— Бабуля! — крикнул ей вслед храмовник. — А ты случайно меч мой не видела — куда он упал?

— В поле он, — выкрикнула старушка. — В поле…

Клеон развернулся и посмотрел по сторонам.

— Астарх, и все же ты…

Перед храмовником, нежно покачивая на ветру свои пшеничные колоски, раскинулось поле гектара на три, не меньше…

— Спокойствие, только спокойствие…

Клеон, набрав ртом воздух, сделал шаг.

— Что-то я не понял? — удивился он.

Пшеница, как только храмовник пытался до нее дотронуться, становилась по стойке смирно. А при попытке ее сдвинуть в сторону замирала, словно железный прут, и не поддавалась на какие-либо физические воздействия.

— Бабуля! — заорал храмовник, нагоняя старушку. — Бабуля, слушай, а как мне через твое поле пройти?

— Пройти? — старушка явно удивилась.

— Ну да, мне меч свой надо найти. А пшеничка-то у тебя какая-то странная. Не пускает.

— А… Дык скосить надобно, как раз уже созрела, чай.

— Скосить?

— Ну да, а по-другому на ту сторону не попасть. Вот как раз завтра и собиралась.

Клеон побледнел. Магия — это одно, меч — это другое, но работа деревенщины! «Ну Астарх, ну гад…» — выругался он мысленно.

— А долго косить будешь?

— Ой не знаю, милок, ноги уже не те, спина болит, хондроз на старости лет замучил.

— Хондроз, значит… Ладно, чем тут у вас косят?

— Как чем? Косой.

— А коса где?

— У меня на мельнице.

— А мельница где?

— Дак впереди ж, вот как раз по дорожке если идти.

— Так, бабуля, я за твоей косой.

Клеон побежал со всех ног. До вечера еще далеко, а торчать в чистом поле без меча уж больно не хотелось. Подбежав к небольшой мельнице, он увидел то, что, по его мнению, походило на предмет, используемый простым людом.

— Пойдет! — выкрикнул он и побежал назад к бабульке.

— Ты только поосторожней маши, а то, не дай бог, ноги себе оттяпаешь… — сказала старушка, наблюдая, с каким рвением храмовник схватился за инструмент. — Ты, молодец, не так, ты лезвие опусти. Оно снизу должно быть. Вот, так уже лучше, — маленькие ручки старушки быстро перевернули инструмент в нужное положение.

— Ну вроде ничего сложного, маши себе да маши…

Хрясь!

Лезвие до середины застряло в земле, не срубив и колоска.

— Да что за!.. — храмовник с силой потянул косу на себя.

— Ой, ты ж так поранишься. Кто ж так машет. Вот смотри, — бабулька быстрым движением отобрала у молодого человека свой инструмент. Взяла косу аккуратно в руки и замахнулась справа налево.

Вжик, вжик, вжик — тонкие колоски попадали на землю. Вжик…

— Ох, старая совсем стала, ручки ослабли, тело не то… — она схватилась за спину.

— Давайте помогу.

— Ой, милок, добрый ты, хороший. Помогаешь старой и немощной. А давай я тебя отблагодарю? Хлебушек испеку, как раз вот хватит, — она покосилась на небольшую кучку скошенных колосьев.

Клеон густо покраснел.

— Ой, да не смущайся ты так. Хлеба у меня не убудет.

— Спасибо.

— Только ты смотри: косить будешь — аккуратно все в снопы сложи, чтобы не помялись, и смотри не наступай на них, они этого не любят. Зима вот скоро придет, а зимой без хлебушка тяжело мне будет. Ох, тяжело будет…

Она осторожно наклонилась к земле, чтобы поднять скошенное. Взяв бережно колоски, словно живые, своими старыми, но теплыми и заботливыми руками, она осторожно перевязала их веревкой, а затем закинула на плечо.

— Ну бывай, милок. Вечером свидимся, — переваливаясь с боку на бок, старушка зашагала к себе в домик.

— Эх… Знала бы ты, что зимы здесь не наступит и что мы все спим…

Клеон плюнул на свои ладони, растер слюну и, схватившись за рукоять, широко размахнулся…

Спустя два дня Клеон вдруг обнаружил, что в его теле существует еще группа мышц, способная болеть, да так, что физическая боль после тренировок с мечом кажется абсолютно нормальной, да еще вдобавок и приятной.

— Астарх…

Вжик! Коса срезала несколько колосков.

— Скотина…

Вжик!

— Удавлю…

Вжик!

Храмовник замер. Впервые за несколько дней ему только что удалось скосить не один колосок, а срезать аж целый сноп и не застрять лезвием в земле.

— Бабуля! У меня получилось! — на радостях выкрикнул он.

— Ох, молодец, внучек, — бабулька, повязав голову платком, сидела, слегка сгорбившись от старости, на своем излюбленном пеньке и тихонько выковыривала черные семечки из шляпки подсолнуха.

— Сейчас, я тут!

Клеон ухватился за деревянную ручку посильнее и попытался повторить предыдущее движение.

— Ох, внучек, какой же ты у меня золотой. Прям на радость бабке с горы-то с этой и свалился. Вот если бы не ты… — старушка задумчиво покачала головой. — Внучек, обед уж близится, давай-ка отведай со старой хлебушка да водички колодезной попей. Не обидь старую.

— И вправду что-то жарко стало, да и поесть бы не помешало.

— Ну вот и отлично, хоть трапезничать буду не в одиночку, — старушка спрыгнула со своего пенька, отложила подсолнух в сторону и выудила откуда-то из-за кустов спрятанную корзинку. Развернув вафельное полотенце, что было аккуратно завязано на узелок, она достала буханку свежего хлеба, лук, сваренные вкрутую яйца, соль и кувшин с водой, плотно закрытый деревянной пробкой.

— Угощайся, — она протянула свою маленькую морщинистую ручку, в которой держала глиняную тарелку.

— Спасибо, — поблагодарил Клеон, забирая блюдо из рук старушки. — Бабуль, вот ты тут живешь одна…

— Ага.

— А тебе не страшно? И вообще, как давно ты тут живешь? — храмовник почистил небольшую луковицу, отложил ее в сторону, затем очистил от скорлупы пару яиц. Закончив с этим, он осторожно сложил все ингредиенты на кусок хлеба, посыпал солью и быстро закинул получившейся бутерброд в рот, ожидая, что же ему ответит старушка.

— Ой, милок, уже и не помню даже, — она закатила глаза к небу. — Давно уже здесь, как из города ушла, так тут и поселилась, — старушка опустила голову вниз, между бровей на ее лице образовалась складка, словно она пыталась что-то вспомнить.