Ирина Плют - Артур Грэй

— Бабуль, — храмовник немного замялся, — ты извини, что спрашиваю, но скажи, а как тебя зовут? У тебя есть имя?

Этот вопрос сильно рассмешил старушку, и даже печаль, возникшая на ее лице секунду назад, куда-то испарилась.

— Конечно, есть, куда же без имени. Правда, меня так уже давно никто не зовет. А когда-то звали Дарья.

— Бабушка Дарья, — задумчиво повторил имя храмовник.

Старушка вновь рассмеялась:

— Скажешь тоже. Ну да ладно, не бери в голову, лучше зови бабуля, так приятней и привычней, — она улыбнулась, и глубокие морщины на старом лице заиграли душевной теплотой. — Своих деток у меня нет, так что хоть тебе порадуюсь.

— Бабуль, а можно еще кусочек? Уж больно хлеб хороший.

— Для хорошего аппетиту всегда, милок, пожалуйста, — старушка протянула еще одну краюху хлеба.

Съев еще кусок, Клеон сделал два больших глотка из кувшина, затем вытер рукавом рубахи рот.

— Странно, еще ж вчера рубашка болталась, а сейчас… — он напряг руку. Плотная ткань, словно кожа на барабане, с треском натянулась. — Странно все это и мир этот… — храмовник расслабил мышцы руки, а затем встал на ноги. И без того маленькая старушка стала еще меньше. Парень невольно почесал щеку.

— Это еще что такое?!

Вместо привычного легкого, практически незаметного пушка, приятного на ощупь, пальцы зарылись в неизвестно откуда взявшуюся густую жесткую поросль.

— Бабуля, ты ничего во мне не замечаешь? — с легкой ноткой страха спросил храмовник.

— Чегой-то?

— Ну, бороду там

— Борода как борода, — пожала она плечами. — Ить у вас-то, у мужиков она завсегда есть.

— А… — протянул Клеон, поняв, что для старушки он словно и не изменился за какие-то доли секунды.

«Ну и черт же ты рогатый, Астарх… Шутник… Ну, вернусь обратно — устрою…» Ухватившись посильнее за косу, он с грустью оглядел раскинувшееся перед ним поле. Колосья были жесткими, как проволока, из-за чего захват при косьбе приходилось брать по минимуму, продлевая на неопределенное время и без того муторную и бесконечную работу.

С каждым разом работа становилась все легче и легче, но вот поиски меча так и оставались незавершенными. Пару раз Клеон видел красное свечение среди колосьев, но, как только он добирался до этого места, свет сразу же исчезал и через секунду мерцал где-то в другом месте, словно дразня хозяина меча.

— Ничего-ничего, работы осталось на два дня, а потом… — Клеон сжал косу посильнее.

Вжик!

— Я еще покажу… Ну погодите у меня!

Вместе с очередным «вж-ж-жик» раздался треск разрываемой материи: рубашка не выдержала и лопнула на спине.

— Ыть! Да что ж такое! Люди так быстро не растут!

Он почесал густую бороду, растущую так же быстро, как и его тело.

— Если так пойдет, то я перерасту Лорка, — Клеон удивленно напряг руку. Из-под рукава рубахи показался приличный бугор. — Интересно, а этот эффект только здесь или… — он вновь потрогал бороду. — А, неважно! — сплюнул храмовник, окинув взглядом желтое поле.

Прошло добрых семь дней…

— Бабуля! Я закончил! — улыбаясь во весь рот, перед старушкой стоял загорелый до шоколадного цвета детина под два метра, с густой бородой, розовыми щеками, широкими плечами и руками, похожими на два массивных кузнечных молота.

— Ой, внучек, ой, спасибо, — бабулька расплакалась, прижимаясь к руке свалившегося еще неделю назад гостя.

— Ой, ну чего ты? Ну не плачь… — баском попросил Клеон.

— Ох, внучек, вот что бы я без тебя делала? — бабулька шмыгнула носом. — Еще бы долго возилась со своими колосьями, а ты вон за неделю все поле скосил. Вот дай-ка старая тебе подарок сделает. Я тут кое-что в снопах нашла, думаю, тебе это пригодится, — старушка потянула храмовнику сверток.

Аккуратно развернув тряпицу, Клеон достал свой потерянный меч. Клинок мягко отозвался в руке, радостно приветствуя хозяина, а затем умолк, ложась удобно рукоятью в ладонь.

— Бабуля, — промычал храмовник, обняв старушку, и приподнял ее от земли, нежно чмокнув в лоб, — спасибо.

Храмовник уже и позабыл, как сильно ему не нравилась вся эта работа, виновником которой стал как раз потерянный клинок.

— Пора в путь-дорогу, внучек. Вот возьми, — бабулька протянула Клеону корзинку, наполненную свежевыпеченным хлебом и овощами.

— Спасибо, — на душе стало как-то горестно. Осознание того факта, что это мир всего лишь сон, задевало его еще больше, нежели до этого. Такая милая, хорошая старушка, таких редко встретишь в настоящем мире. Клеон невольно прикусил губу, чтобы прийти в себя и не зарыдать при виде этой маленькой, но очень доброй пожилой женщины. Он шмыгнул носом, а затем, обняв ее еще раз на прощание, подхватил рюкзак с корзинкой, поправил меч и пошел дальше, двигаясь все ближе и ближе к заветной точке на его волшебной карте.

— Бабуля, ты точно?.. — он обернулся, чтобы позвать ее с собой, но старушка, что еще секунду назад стояла на крыльце своей мельницы и махала белоснежным платочком, исчезла так же, как и тренировочный лагерь, растворившись в потоках воздуха.

Клеон тяжело вздохнул.

Потерев рукоять меча, он почесал свободной рукой бороду и, посмотрев на голое поле без единого колоска, наметил путь, ведущий в темный лес.

Земля под ногами хрустела, успев уже высохнуть и превратиться в пыль. «Слишком быстро», — с грустью подумал он про себя.

Дойдя до ветвистых дубов, стоящих бок о бок с могучими соснами и более мелкими их сородичами — пихтами, Клеон аккуратно опустился на колени, помолился по привычке, а затем, отломив кусочек сухой коры от дерева, положил его за пазуху.

Ему это почему-то казалось правильным. Он слышал где-то внутри голос старушки, рассказывающей необычные истории, которые давно позабыты, а может, она сама их и сочиняла. Но, несмотря на это, он все же чувствовал необходимость взять кусочек этого мира с собой.

Лесная чаща смыкалась плотным кольцом вокруг. С каждым движением проходить через густо стоящие деревья становилось все труднее. В лицо, как назло, тыча то в глаза, то в нос, лезли иголки и ветки кустарников. Иногда, словно живые, шею окутывали лианы дикого винограда.

Ближе к вечеру Клеон все же преодолел ненавистный отрезок леса, изрядно потрепавший ему нервы, особенно после того, как он чуть не утонул, погрязнув в болотной жиже, куда он упал с пригорка, поросшего лианами, в которых и запутался. Выйдя на неизвестно откуда взявшийся пятак, не поросший ничем, кроме молодой травы, он осторожно открыл карту, уставившись на странное сооружение впереди.

— Странно, — он почесал бороду и шею: она, как назло, дико кололась и чесалась с непривычки, а прилипшая грязь только усугубляла это положение. — Вроде здесь, — он прищурил глаза, смотря на мелькающие точки на листке бумаги.