Амэя Мизуки - Особенный, или Помеченный болью [СИ]

— Сядь на пуф спиной ко мне, — попросил Аластер.

Даэрин придвинул предмет мебели ближе к любовнику и, заставляя того расставить ноги шире, присел на невысокий пуфик. Аластер слегка наклонился, провел губами по линии шеи сквозь шелковистое полотно волос и, удовлетворенно хмыкнув, откинулся на спинку.

— Эри, когда посадишь донора, оголи его правое плечо. Я анестезирую участок кожи — именно в этом месте сделай глубокий порез. Не более чем через двадцать секунд ты должен оторвать меня от эльфа любым способом.

— Хорошо.

В этот момент перед мужчиной стоял не любовник, не эльф, а серьезный, владеющий колоссальным опытом профессионал, который, словно сенсор, ловил каждую эмоцию и невольный жест Аластера. Он ощутил себя объектом научного исследования под внимательным взором дотошного ученого.

— Дырку прожжешь, — оскалился Ламиа.

— А тебе жалко? — язвительно заметил Даэрин.

— Для тебя нет, — состроил кислую гримасу он.

— Вот и славно, — эльф направился к двери. — А теперь вдохнули и замерли, — по-врачебному скомандовал он.

Аластер постарался набраться сил, наблюдая, как Киран пропускает в комнату гостя — молодую эльфийку, темную, с угольно-черными волосами, собранными на затылке. Она была закутана в широкий халат, а на теле не виднелось ни единого украшения. Девушка тепло улыбнулась и безбоязненно прошла в гостиную, села на указанное место, тяжело выдохнула и расслабилась.

Позавидовав спокойствию донора, Аластер прикрыл глаза, сосредоточился на химическом составе антидота для северной иглистой ринии, заполняя свои мысли статистическими данными и бесконечным числом формул. Он приподнялся на автомате, дождался, пока Даэрин спустит ткань халата с плеча эльфийки. Бессмертный безразлично мазнул языком по гладкой коже, стараясь не сглатывать слюну.

Одним быстрым, отточенным движением сэнсей полоснул острым лезвием, вспарывая нежную плоть, из которой тут же потекли ручейки крови. Но в этот момент что-то изменилось. Мозг Аластера, занятый сложнейшими вычислениями, полностью отстранился от происходящего, оголяя изголодавшийся инстинкт хищника.

Длинные клыки легко вошли в шею девушки, прокалывая вену, предоставляя вампиру более питательную влагу, а губы плотно накрыли кожу. Эльфийка едва заметно содрогнулась, но не издала ни звука. Ламиа сделал два жадных глотка, высасывая жидкость, не дожидаясь, пока она сама выступит наружу. Нёбо обожгло, словно кипятком, клыки удлинились до максимальных размеров, а пищевод скрутило спазмами. Мужчина почти подавился густой кровью, так как до сих пор не дышал. Грудь изнутри распирал воздух, мешая глотать. На третьем глотке Аластер дернулся, отстраняясь. Смазано лизнув обе раны, мужчина с силой откинулся в кресло и оттолкнулся ногами, отъезжая на полметра от пуфа.

— Убери ее, — прорычал вампир, тратя последний кислород, борясь с желанием втянуть через нос сладковатый запах крови.

Через секунду хлопнула дверь, но это мгновение показалось Аластеру невыносимо длинным. Каждая клеточка его тела желала, требовала, вопила от жажды, готова была рвать на части плоть, лишь бы добраться до теплой крови. Желудок перестал переваривать сам себя, тут же принимаясь за темную жидкость, рефлекторно сжимаясь, выталкивая влагу обратно. Но самым страшным стало то, что задержка дыхания более не помогала. Организм получил мизерную долю энергии, почувствовал след, и теперь точно знал, что в особняке находится не менее десятка желанных сосудов с едой.

После резкого рывка руки вампира полоснуло болью: эластичный материал, склеившись с кожей, не позволил Аластеру высвободиться. Над кромкой бандажа образовались две тонкие ранки. Бессмертный зашипел от злости, поднимая глаза на Кирана и, встретившись с ним взглядом, прошептал одними губами:

— Эри.

Других слов было не нужно: осколок души и так понял вампира, откликаясь на молчаливую мольбу о помощи. Даэрин мгновенно оказался перед креслом, жестко стянул в кулак волосы вампира на затылке. Он вздернул Ламиа вверх, приподнимая тело любовника, заставляя опираться только на пятки и цепляться кончиками пальцев за обивку кресла. Аластера словно подвесили, поставив в шаткое положение без возможности выбраться.

Демон хищно оскалился, в бриллиантовой радужке сверкнули мелкие искорки, оставляя алые вкрапления. Даэрин медленно склонился к пленнику, безжалостно впиваясь в его губы. Он сомкнул зубы на плоти, сминая ее в долгожданном прикосновении, не задумываясь над уровнем применяемой силы. Аластер ответил сразу — прокусил нижнюю губу парня, позволяя выступить бордовым капелькам. Они не боролись за первенство, не хотели подчинить — просто отчаянно пытались выплеснуть всю ярость, беспощадно смыкая зубы на скользкой коже.

В этом исступлении оба забыли про дыхание, про границы дозволенного, про нормы и стандарты. Они изводили друг друга с одной лишь разницей: Аластер мог прокусить губы любовника, а эльф — нет. Однако мужчина сразу же залечивал нанесенные им раны, жадно зализывая кровоточащие разрывы.

Постепенно напор и темп едва ощутимо замедлились, зубы уже не впивались, а мягко ласкали плоть, слегка зажимая и оттягивая. Кончик языка изредка касался чужого, мимолетно задевая клыки, скользил к уголку рта, собирая капельки крови. Рваное дыхание опаляло лица, не желая приходить к единому ритму, вырываясь горячими потоками из легких.

Киран завел руку за спину бессмертного. Замок бандажа пикнул, и оковы спали, освобождая мужчину. Ламиа скинул мешающий инструмент экзекуции. Падая в кресло, он утянул за собой любовника, посадив на свои колени. Ладони вампира, пройдясь по ягодицам, поднялись выше — одна остановилась на пояснице, притягивая парня ближе, а вторая легла на шею. В ответ на это Киран сильнее сжал темные пряди, понукая Аластера запрокинуть голову.

— Сумасшедший эльф, — выдохнул Аластер после аккуратного укуса.

— Безобидный вампир, — в отместку простонал Даэрин, скользнув языком меж приоткрытых губ.

Безумные хищные ласки медленно перетекли в долгий, чувственно-эмоциональный поцелуй, глубокий по своему смыслу, но мягкий и поверхностный в физическом воплощении. Мужчина больше не использовал клыки, бережно сминал упругую плоть, подставляясь под ответные прикосновения. Он изучал каждую неровность, отмечая припухлость нижней губы и гладкость верхней, открывая для себя остроту столь невинной близости.

Поцелуи становились все менее напористыми, окрашиваясь нежностью, благоговейным удовольствием. Они поочередно вели друг друга, однако оба останавливались, касаясь языком зубов, медленно проводили им по приоткрытому рту к уголку и отступали, заигрывая, приглашая встретиться на нейтральной территории.