Александра-К - Ненависть [СИ]

Он осторожно ставит Лиса на колени. Так привычно все, но только рука человека нежно проводит по промежности, гладит мягкий замшевый мешочек, касается невозбужденного еще ствола юноши. Лис вздыхает — одно и то же, им всем, даже таким ласковым, нужно одно и то же… Тот, которого он не видит, смеется — похоже, он понял, что думает Лис. Быстро переворачивает его на спину, прихватывает мочку уха зубами, теребит ее. Поцелуй в незащищенную шею, ниже, ласковое покусывание чуть приподнявшихся сосков. Руки уверенно ласкают низ живота, чуть прижимают наливающийся силой член. Темные с проседью волосы рассыпаются по груди Рыжего. Лица по-прежнему не видно, похоже, он просто прячет его от Лиса, изо всех сил прижимаясь к его груди. Лис протяжно стонет — тело, привычное ко многому, мучительно требует продолжения ласк и слияния. Ему больно от приливающей крови, он рвется из-под тела партнера, переворачивается на живот, чуть приподнимает бедра — покорная поза, он готов принять господина. Снова смешок, сильные руки придерживают его за бедра, ласковое касание мягкой складочки — прохладное масло, Лис хрипло вскрикивает. Он ждет этого, он хочет, чтобы этому неизвестному ласковому партнеру стало хорошо…

Сотник просыпается от хриплого вскрика Лиса, встревоженно склоняется над юношей — тот мечется, хрипло дышит, выгибается всем телом, слабо стонет. Осторожно касается лба — не лихорадка ли? Нет, лоб холодный, хотя покрыт потом. Случайно касается бедра юноши, тот со стоном выгибается назад, словно чего-то просит. Ярре вздыхает. Сильное молодое тело, привыкшее к удовольствиям, молодой зверь, жаждущий любви. Он терпел, сколько мог, ни разу не выдал себя. И только сейчас — в забытьи… Сколько их было — юных мальчишек, становившихся юношами и мужчинами на его глазах, сколько мучений поначалу, когда осознавали свою зависимость от жаждущего любви тела, какими безумными иногда становились, словно звери во время гона. Сотник глубоко вздохнул-он знал это мучительное томление, почти боль, которую не утолить. Лис застонал снова, все сильнее и сильнее выгибаясь. Он видел сон, и тело его отвечало на этот сон сильным возбуждением. Ярре осторожно кладет руку ему на живот, под рубашку. Ему нельзя страдать сейчас, он и так намучился за день. Надо дать ему то, что он так страстно хочет. Это не стыдно — это просто милосердие для друга, не более того. Нет, чувства возбуждения нет, это не похоть. Жесткая сильная рука нежно касается напряженного ствола юноши, медленно поглаживает его, движения очень осторожные и спокойные, не надо торопиться. Но торопится Лис — он вдруг вскрикивает и вздрагивает всем телом, горячая жидкость стекает на животик. Сотник не успел отдернуть руку. Он только усмехается — Лис получил такую мучительно ожидаемую разрядку, а человек вдруг внезапно понял, что прикосновение к телу Лиса ему приятно…

Наместник не мог уснуть — Эйзе почти непрерывно захлебывался кашлем где-то рядом, тяжело дышал. Потом Ремигий услышал тихий плач — видимо, Мыш пришел в себя, осознал, что натворил, а, может, отходил от пережитого страха. Воин тяжело вздохнул — конечно, страшно возвращаться в дом, где из-за тебя едва не убили обитателей, но ведь куда еще идти. Медленно он передвинулся поближе к Мышу, коснулся груди мальчишки, положил на нее ладонь, ощутив частое и неровное биение двух сердечек, Мыш застонал, прижался к его плечу лицом.

— Эйзе, пожалуйста, больше не убегай…

Горький всхлип в ответ. Ну какая тварь замутила чистую твою душеньку, заморочила так, что смерти стал сам себе искать. Ведь еще чуть-чуть — вспыхнули бы волосы, сгорел бы.

— Мыш, все будет хорошо, не надо плакать, только больше не убегай.

В ответ — горькие рыдания. Мальчишка уже не может сдерживаться — натерпелся за сутки, изголодался, наглотался дыма, замерз. Воин даже встать не может, чтобы накормить несчастного Мыша, и поесть им ничего не оставили. Он просто прижимает его к себе, укладывает дурную головушку себе на грудь. От волос Мыша мерзко пахнет гарью — надо велеть завтра Альберику как-то его хоть немного отмыть, рука-то закрыта повязкой. Эйзе тяжело вздыхает, немного утешаясь, обнимает его за шею, прижимается носиком к уху, тихо дышит в него:

— Спасибо…

Тяжкий вздох в ответ:

— Радость моя, только не беги больше — я с ума сойду.

Мыш тоже глубоко вздыхает. Страх и боль прошли, вернулись крепкие объятия и сильные руки, которые защитят от всех напастей.

Альберик несколько раз за ночь заходил в комнату Наместника — боялся, что Мыш натворит еще что-нибудь. И видел только одну картину — Мыш крепко обнимает Наместника за шею, лежит на его груди, а Ремигий сладко спит, словно не было страшного дня, безумной боли, отчаяния…

Утро, утро… Началось с дикого воя Черныша — его внесло на этот раз в бассейн — подкрадывался к загону с фазанятами — днем ему Альберик не разрешал их трогать, и попал в воду. На отчаянный писк Беленького и рев Черныша распахнулись двери комнат, растерянный полуголый Мыш выскочил из спальни Наместника, его опередил кое-как одетый Ярре, прыгнул в бассейн, выволок отчаянно фыркающего тваренка, серьезно шлепнул пониже спины-он рассердился-Лиса спящего потревожили, Черныш взвыл с новой силой, послышался раздраженный голос Ремигия:

— Да замолчите вы, наконец!

Альберик прибежал с одеялком, выхватил бунтаря из рук сотника, тоже шлепнул, замотал в теплую тряпочку, понес в дом. Черныш выл, не переставая, Беленький тихо пищал где-то сзади, но покорно тащился за стариком. Сотник только вздохнул — Лис был безнадежно разбужен, Эйзе, ахнув, шарахнулся обратно в тепло спальни, он совсем был раздет. Ярре пошел за ним. Наместник устало посмотрел на него, усмехнулся:

— Начали денек…

— Да уж… — а в глазах вопрос — Наместник серьезно вышел из строя, надо как-то это учитывать.

— После полудня собери всех — придется в доме пока собирать, я ходить смогу нескоро. Мыша и Лиса на это время — на кухню или в сад, их показывать нельзя. Да и ни к чему. Альберика позови — с малыми надо что-то делать…

— А что делать-то, отдать в горы, что ли? Сожгут же… Они никого не жалеют.

— Не жалеют…

Мыш испуганно жмется где-то в углу, сотник сурово глядит на него-такой пустоголовости он не ожидал, так попасться и такое натворить, а, впрочем, навряд ли тогда бы поняли, что Лис — не враг, и то, что… Ох, Лис, да что же это?

Наместник усмехнулся — ему не надо было объяснять, о чем думает его сотник, когда лицо человека вдруг внезапно осветилось смущенной улыбкой. Мыш внимательно вгляделся в лицо Ярре — оно засветилось, словно у юноши. Да уж, стон и вскрик Лиса он ночью, конечно, слышал, но не понял, что так…

Альберик принес еду на подносе, традиционный кувшинчик молочка для Мыша, тот неуверенно и испуганно посмотрел на него, старик вздохнул: