Александра-К - Ненависть [СИ]

− Ярре, малыши-Твари — они все на зверьков похожи?

Ярре ошалело ответил:

− А твой на кого похож?

И с ужасом:

− Господин, простите…

Отчаянная, горячая боль в груди. Так больно. Но… Можно убить безболезненно, меч пройдет так, что он просто захлебнется кровью раньше, чем что-либо поймет. Но боль от входа острия в тело все равно почувствует, − ему ли не знать, — сколько раз пытались убить. Худенькое тело, мышонок замученный. Тварь.

Воин глубоко вздохнул:

− На мышонка. Что на это скажешь? А твой был на кого?

Ярре тихо ответил:

− Господин, позвольте, я вам расскажу про моего…

Воин кивнул, сел прямо на землю. Кто бы подумал, что так будет — просто нет сил стоять. Ярре пристроился рядом. Приблуды мгновенно испарились из поля зрения — поняли, что дело серьезное. Ярре тихо сказал:

− Они все имеют что-то от зверей — неуловимое. Но это надо, чтобы Тварь захотел это показать или, — когда совсем худо и у них сил нет скрывать свою сущность. Мой был похож на лисенка, — он показал свою форму через пару месяцев, а до этого грыз мне руки при каждом кормлении, до плеча искусывал, вцеплялся зубами и перехватывал все выше и выше. Бить я его не мог, а он добра не понимал, постоянно кусался и царапался. Молча вцеплялся, как только я поближе подходил. И почти не ел. Ночами плакал от голода, не спал и продолжал кусаться. Но ваш не может быть мышонком: он воин, его форма какая-то другая. Господин, он очень умен и очень опасен — он ведь сумел вас заставить себя жалеть, он − из знати, а ведет себя, как рядовой звереныш.

Воин тихо спросил:

− Ты убил своего?

Ярре отрицательно покачал головой:

− Нет. Через два месяца он сбежал из дома и в саду провалился в цистерну для сбора дождевой воды. Выбраться не смог, сломал руку. Я его искал сутки, потом услышал плач в отдаленной части сада — он и не звал на помощь, просто плакал. Едва вытащил — он уже даже кусаться не мог. А вытащил, рассмотрел, — рыженький лисенок, носик остренький, рыжие волосы. Пытается зубами меня прихватить и плачет от боли. Тогда я увидел его настоящую форму. Потом ему стало полегче, и он снова стал прежним. Они молочко очень любят, Господин. Редко, видимо, пьют, но я его на молочко приручил — он перестал кусаться.

Воин тихо спросил:

− Где он теперь?

Ярре вздохнул:

− Исчез через полгода — просто я вернулся с задания, а его дома нет, двери открыты. В горы ушел, наверное. Я его и не узнаю, если даже в бою увижу — они меняются. А ваш красивый — они ведь настоящее лицо не показывают, то, что мы видим — это что-то вроде маски для отвода глаз, только глаза остаются прежними.

Воин глухо сказал:

— Ты можешь понять, сколько ему лет? Лекарь говорит, что около шестнадцати — но он ведет себя, как малыш.

Ярре хмуро ответил:

− Господин, зачем Вам это?

И отшатнулся от яростного рыка Наместника:

− Я спросил, отвечай!

Ярре пожал плечами:

− Да, лет шестнадцать будет. Судя по телу…

И вдруг отчаянно вспыхнул — понял, что сказал. Наместник жестко сказал:

− Это был мой приказ. Ты его выполнил. Вина — целиком на мне. Я понял твое предупреждение. Иди пока. Мне подумать надо.

Ярре как-то беспомощно взглянул на него, но воин уже пошел к палатке.

Ремигий осторожно вошел внутрь. Лекарь мирно сидел возле койки, Тварь, видимо, спал. Воин подошел поближе: мальчишка раскинулся на койке, голова закинута назад, горло не защищено, по изголовью рассыпан целый водопад светлых волос. Так просто — ударить сейчас в незащищенное горло, увидеть, как струей хлестнет кровь…

… А нужно ли? Как-то не хотелось. Разве его жизнь так уж нужна Империи и самому ему, чтобы сейчас вот так просто уничтожить смешного мышонка? Интересно, кто же он в настоящей форме? Просто не хотелось убивать. Хватит — и так много крови, − его сотня, отряд Твари. Интересно, скажет ли свое имя или придется придумывать? Даже если так, — и все это направленное воздействие тварей, — то почему хотя бы в конце жизни не пожить по-человечески, хоть с какой-то привязанностью?!

Тварь открыл глаза, встретился взглядом с Наместником и сжался в комок, глаза сузились,− понял. Еще бы не понял, — он, несомненно, умен, — так сыграть на чувстве вины Наместника. И суметь пережить все то насилие, на которое в бешенстве решился воин. Воин устало сказал:

− Зачем вы все это придумали, почему ты…

Тварь молчал, губы надменно кривились: да, вот оно — настоящее лицо, — он из высших тварей. Воин тихо продолжил:

− Ярре рассказал, что моих мальчишек забрали сразу после начала боя. Зачем тебя-то так?

Тварь попытался сесть, но снова упал на спину. Воин поморщился:

− Ладно, сейчас-то не играй. Я не хочу тебя убивать.

Тварь тихо зашипел, потом с трудом все-таки приподнялся, сел, откинул рассыпавшиеся волосы назад. Лицо безобразно кривилось, губы отчаянно закушены. Воин молча смотрел на него. И вдруг Тварь прижал руки к лицу, беззвучно затрясся в рыданиях. Наместник продолжал бесстрастно смотреть, только внутри боль не уходила. Да, бывало, предавали, и не раз, но зачем этого-то так?

Тварь с трудом простонал:

− Лучше убей сразу — я все равно тебя в живых не оставлю. Ты-ы…

Воин тихо спросил:

− Слушай, а форму мышонка ты показал мне специально? Чтобы пожалел? А если бы нет?

− К-какого мышонка?

Воин терпеливо повторил:

− Ну, когда сыр ел, сжимался в комочек.

Тварь молча смотрел на него, потом ответил:

− Так ножа же не было, как же было отрезать. Есть очень хотелось.

Ремигий тяжело вздохнул, потом неожиданно спросил:

− Хочешь чего-нибудь поесть сейчас?

Тварь растерянно взглянул на него, неуверенно кивнул. Воин отошел к столику, нарезал мяса, хлеба, нашел кусок сахара — кто-то постарался развлечь господина. Потом тихо окликнул стражника:

− Слушай, попроси Ярре — пусть найдет немного молока, здесь деревня рядом…

Тот кивнул, исчез.

Лекарь благоразумно не вмешивался — молча наблюдал за ними, потом осторожно спросил:

− Господин, если я не нужен Вам сейчас, разрешите мне уйти — надо еще перевязки закончить раненым…

Наместник кивнул.

Они остались вдвоем — Тварь неуверенно смотрел на Наместника — хотя он и искусал лекаря, но тот для него служил защитой от гнева воина. А Наместник сейчас был взбешен — по-хорошему, ему надо было безболезненно прикончить Тварь и избавиться от всех бед, но поднять руку на твареныша он не мог. Знал − как, и умел убивать безболезненно, но увидеть, как мертво потускнеют синие глаза — не мог. В груди по-прежнему стояла горячая боль, ярость. Поэтому он так медленно и собирал еду для Твари. Тот сидел неподвижно, только изредка поглядывал на воина из-под рассыпавшихся светлых волос. Мышонок маленький.

Воин вдруг улыбнулся — но что же делать, если он увидел в Твари мышонка — и по-другому уже его не видит. Даже если он — враг и хорошо обученный воин. Тварь попытался спустить ноги вниз, встать, чтобы подойти к столику, и осел на пол — еще очень слаб. Наместник только тяжко вздохнул, бить себя в грудь и кричать, что жесткость была ненужной — глупо. Он просто собрал все на блюдо и подошел к Твари, сел рядом с ним на пол: