Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

— Эй, что случилось? Кто звал на помощь?

Она быстро прижала ткань к ране и обернулась: позади стояли четыре мужа. Слава Спящему ворону! Данеску услышали!

— Он ранен! Нужно остановить кровь!

Два воина отодвинули ее и, нахмурившись, склонились над Тахейди.

— Быстрее, — сказал один. — Поднимайте его — и к костру. А я буду тряпку прижимать.

Воины осторожно, стараясь не растревожить рану, подняли Тахейди. Четвертый мужчина, тонкогубый и остроносый, до этого стоявший в стороне, приблизился к нему и спросил:

— Кто это тебя? Видел? Помнишь?

Тахейди вытянул дрожащий палец и указал на Данеску.

— Он…а…

Больше не задерживаясь, трое мужчин понесли его к костру, а четвертый подошел к Данеске и схватил за плечо.

— Это правда?

У нее хватило сил только кивнуть.

— Чем?

Данеска молча протянула окровавленный кинжал, и воин тут же вырвал его из ее рук и выбросил за круг.

— Ты знаешь закон.

Она снова лишь кивнула.

— Идем. Твою судьбу решит старейшина.

Мужчина больно схватил ее за предплечье и потянул за собой.

Путь казался бесконечным, время тянулось липкой паутиной, в которой испуганными мухами бились мысли.

Что же Данеска натворила? Как она могла, о чем думала? Мало того, что пронесла оружие на праздник, пусть и нечаянно, так еще им воспользовалась. Что теперь будет? С ней, с озверевшим Тахейди? Лишь бы выжил, иначе грозит война кланов.

А люди? Какими глазами посмотрят на Данеску, когда она встанет перед старейшиной в ожидании расплаты? А ночной возлюбленный? Наверное, на его лице она увидит презрение… А отец?! Каково ему будет узнать не только о побеге дочери, но и о ее позоре?!

Будь проклята ее глупость! Если бы Данеска догадалась закричать, позвать на помощь, а не выхватила кинжал, ее бы выручили, и тогда Тахейди тащили бы сейчас на суд вместо нее…

Данеска не опускала голову, не избегала смотреть на людей, но не видела их: лица и силуэты расплывались цветными пятнами. Голоса сливались в глухой и едва уловимый гул, подобный шуму пчелиного роя вдали. Только слова старейшины прозвучали отчетливо:

— Подойди, женщина, и встань у священного огня, и отвечай перед ним и всеми людьми.

Сизобородый старик с заплетенными в четыре косы волосами смотрел на нее колючим и жестким взглядом. Пощады явно не будет.

Мужчина, притащивший ее сюда, теперь подтолкнул вперед. Данеска сделала шаг, остановилась и, зажмурившись на несколько мгновений, глубоко задышала в попытке успокоиться. Взяв себя в руки, подошла к костру и повернулась к людям.

Мир обрел четкость, и теперь она ясно видела лица: на одних читалось любопытство, на других — сочувствие, на третьих — злорадство или презрение. Теперь все молчали, и Данеска слышала, как из ее груди вырывается дыхание, как стучит сердце и гудит пламя за спиной.

— Верно ли, что в священное время и в небесном круге ты нарушила один из главных запретов?

— Да… я нарушила.

Вначале голос дрогнул, но договорить удалось твердо. Пусть она преступница, но лучше вести себя достойно, а не как перепуганное ничтожество.

— Что ты сделала?

— Я пришла с оружием.

— Верно ли, что ты пролила кровь собрата и сделала это внутри круга?

Данеска непроизвольным взглядом окинула толпу и — наткнулась на ночного возлюбленного. Он стоял в первых рядах и смотрел на нее, слегка нахмурившись, поджав губы. Неясно, что выражает его лицо: не презрение, но и не сочувствие. Любопытство? Недоумение? Разочарование? Не угадать…

Лучше бы она его не видела, потому что из-за этого мужчины сердце забилось быстрее, в горле пересохло и как будто стало нечем дышать. Почти-спокойствие, которое Данеска вернула с таким трудом, ее оставило. Вот-вот она не выдержит, опустит голову и заплачет, как маленькая, этим опозорив себя еще сильнее.

— Верно ли? — переспросил старейшина, повысив голос.

Ой, она же так и не ответила на вопрос, да и сейчас язык не слушается, будто онемел.

— Верно?! — он шагнул к ней.

— Да, да, верно! — выкрикнула наконец Данеска и не узнала свой голос, таким надтреснутым он показался.

— Есть ли тебе оправдание?

Увы… В другом месте, в другой день она могла бы даже убить Тахейди за то, что пытался взять ее против воли, и никто бы не осудил. Но не здесь, не сейчас.

— Только испуг и глупость… Но они не оправдание… — прошептала Данеска.

— Громче.

— Мне нет оправдания.

— Готова понести наказание?

Можно подумать, у нее есть выбор!

— Да.

— Пусть так и будет. Ты ответишь кровью за кровь. Ты пришла с кинжалом — и кровь твоя прольется от кинжала.

Неожиданности не случилось. Теперь ее правую щеку навсегда обезобразит глубокий неровный шрам, который каждому скажет: некогда она нарушила священный запрет.

Старейшина достал кривой жертвенный нож — единственный, дозволенный на празднике, — воздел его к небу, потом ударил в медную пластину и сказал:

— Назови себя, женщина.

Этого мгновения она боялась едва ли не больше, чем того, когда зазубренное лезвие рассечет кожу. Сейчас даже те, кто не знал ее в лицо, узнают: дочь каудихо талмеридов — преступница.

— Назови. Себя, — повторил старейшина.

— Дан. не… — губы трясутся, голос дрожит — и слова не выговорить. Она сглотнула комок в горле, собралась с духом и на одном дыхании выпалила: — Данеска из клана Каммейра, дочь главы клана и каудихо Андио Каммейры.

Толпа на миг застыла, потом по ней пронесся ропот и стих, а Данеска снова наткнулась взглядом на небесного мужа. Наткнулась — и обмерла, на мгновения даже позабыв о собственной беде.

Что с ним? Лицо и губы побледнели, кулаки сжимались и разжимались, он не сводил с нее глаз, и в них полыхала странная смесь ярости, боли и страха.

Вот он быстро шагнул вперед, отодвинул кого-то и перевел взгляд на старейшину — в это время его лицу уже вернулся нормальный цвет.

— Стойте! — сказал небесный муж. — По закону ее вину может на себя взять кто-то другой. Пусть это буду я. Я пролью свою кровь вместо нее.

— Что?.. — прошептала Данеска.

По толпе прокатился шепот.

— Такое возможно, — протянул старейшина, — но в вас должна течь кровь одного клана.

— Знаю.

— Тогда назови себя.

— Виэльди из клана Каммейра. Сын главы клана и каудихо Андио Каммейры.

Мир зашатался перед глазами, закружился, заполыхал в пламени священного костра и сгорел.

Данеска лишь чудом устояла на ногах.

Брат учил ее стрелять из лука и ездить верхом, называл мышкой за маленький рост, прогонял, когда она пыталась увязаться за ним и его друзьями в степь — а еще защищал от мальчишек и старших девочек.

Вот и сейчас защитил: не от детей — от взрослых и от ее собственной дурости.

…Виэльди… Ну как же так?!