Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

Щеку обожгло, будто по ней хлестнули горящей веткой. Данеска заморгала и замолкла. Перед ней стоял Виэльди, опуская одну руку, а другую положив на ее плечо.

— Ты не в себе, — сказал он. — Успокойся. Крики ничего не изменят. Ложись спать.

— Я н-не хочу… Я не засну.

— Заснешь. Ты должна.

Он надавил Данеске на плечи, усаживая обратно, затем отошел и вернулся с покрывалом, в которое тут же ее закутал.

…То самое покрывало, под которым они…

Данеска взвизгнула и отбросила ткань, словно это была ядовитая змея. Виэльди дернул уголком рта и сдвинул брови.

— Довольно дурить. — Он снова набросил на нее покрывало и, опять надавив на плечи, уложил на спину. — Спи. Ну или притворись. Я не собираюсь нянчиться с тобой до рассвета. А ты если не заснешь, то хотя бы отдохнешь..

Как же, отдохнет она! В голове по-прежнему сумбур, ноги ломит, руки ломит, глаза слезятся, а еще холодно, несмотря на одеяло и близость костра. Аж трясет. Ну зачем Виэльди заставил ее остаться здесь до зари?

Домой! Спрятаться в своей комнате, скрыться ото всех: от брата, от второй матери, от отца…

Отец… вот он идет. Его шаги за дверью и голос: «Почему у Данески лицо в шрамах?»

Виэльди отвечает: «Потому что она дурная сестра и дочь».

«Тогда мы ее прогоним», — говорит отец.

Данеска выбегает из комнаты, чтобы объяснить все отцу, оправдаться, но Андио Каммейра уже далеко. Она пытается окликнуть его, догнать, но язык будто прилип к небу, из горла вырываются хрипы, а ноги двигаются медленно-медленно, как если бы она шла по пояс в воде…

Данеска спала, Виэльди глядел, как она морщит лоб, иногда шевелит губами, стонет: наверное, дурной сон снился — и неудивительно.

Маленькая, шустрая, некогда невзрачная Данеска… Эх, на беду она выросла такой красавицей. Смотреть — не насмотреться! Даже сейчас, когда он знает, что любуется родной сестрой. З-зараза!

Она заметалась во сне, застонала громче, спихнула с себя покрывало и затихла. Странно. Только что дрожала от холода, а теперь из-под одеяла вылезла?

Виэльди приблизился к ней и положил руку на лоб. Так и есть: лихорадка. Похоже, затея переночевать здесь и впрямь была неудачной. У него поразмыслить все равно не получилось и уже не получится, а Данеска, видать, так переволновалась, что это сказалось даже на теле. Неизвестно, что с ней будет к утру: вдруг станет хуже? Нельзя тут оставаться, нужно быстрее отвезти сестру домой, там женщины о ней позаботятся.

Он разбросал костер, затем поднял Данеску на ноги. От нее повеяло потом, жаром и едва уловимым ароматом левкоя.

…А ночью, той ночью, левкоем пахло куда сильнее и слаще… Запах так кружил голову, что… Нет, не вспоминай об этом! Не смей вспоминать!

Обхватив сестру за плечи, Виэльди поднял ее и повел к лошадям, но Данеска сделала лишь несколько шагов, а дальше ее ноги подкосились: она упала бы, если он не придержал.

Тогда Виэльди взял ее на руки и поднес к своему жеребцу: придется вдвоем на нем ехать, а лошадь Данески вести за собой.

…Прости, Беркут, но сегодня тебе нужно потрудиться.

Луна освещала степь неверным светом, совершенно бесполезным: в родных краях Виэльди не был семь лет и ночью запросто мог не найти дорогу. Благо, конь Данески почуял близость жилья, ускорил шаг. Решив довериться лошадиному чутью, Виэльди позволил жеребцу выбирать направление и последовал за ним.

Не ошибся. Скоро впереди замерцали сторожевые костры, потянуло сухим дымом, а дальше, он знал, возвышался большой продолговатый дом с круглой крышей. Его дом.

Со стражниками не пришлось объясняться долго: сына Андио Каммейры они, конечно, не узнали, зато узнали Данеску и пропустили обоих. Хотя один из стражей отправился следом, чтобы проверить, нет ли какого подвоха. Правильно сделал: бдительность никогда не лишняя. Нужно будет похвалить его при случае.

Перед входом в дом Виэльди спешился, помог спуститься почти очнувшейся сестре и, снова подхватив ее на руки, ударил ногой в дверь. На стук, точнее, грохот, выбежала женщина — худая, смуглая, с обильной проседью в черных волосах. Азари, вторая мать Данески. Надо же, как постарела!

Судя по скорости, с которой она распахнула дверь, а также по воспаленным векам и подрагивающим пальцам — лампа в них ходуном ходила, — женщина не ложилась спать. Наверное, волновалась о молочной дочери, теперь же, увидев ее в руках незнакомца, ахнула, прижала руку к груди и затараторила:

— Каудихо дома нет, но когда воротится, он отблагодарит воина, вернувшего дочь! Так и будет. Приходи на второй день к вечеру. Андио Каммейра отблагодарит, уверяю! А сейчас отдай мне мою девоньку, пожалуйста!

— Вторая мама… — пробормотала Данеска. — Все хорошо… Прости. Это… Он Виэльди… Знаешь… Виэльди…

Вряд ли нянька что-то поняла из ее бормотания.

— Здравствуй, Азари, — сказал Виэльди. — Это моя сестра, а я сын и наследник каудихо. Помнишь меня?

Женщина неуверенно кивнула, затем коснулась своей щеки и спросила:

— У тебя тут… Откуда это? Почему?

Все же права была сестра — стоило счистить корку. А может, и не стоило. Пересекающая щеку рана вызвала бы у Азари куда большее недоверие, чем запекшаяся кровь.

— Это не твоя беда. Лучше о Данеске позаботься, у нее жар. Куда ее отнести?

— Сейчас-сейчас, покажу! Ступай за мной, господин.

Уверенный и властный голос действует на слуг, как заклинание. Хоть здесь, хоть в Империи — все одно. А если бы Виэльди оказался вором-притворщиком?

Вслед за женщиной он прошел по знакомому коридору, стены которого по-прежнему были увешаны плетеными из ярких нитей и костяными оберегами. Комната Данески, как и раньше, находилась в середине дома. Ничего не изменилось. Немного непривычно, что не нужно взбираться по лестнице: в Империи во всех домах было самое меньшее два этажа, и местная знать предпочитала жить на верхних.

Он внес Данеску внутрь опочивальни и опустил на укрытое шкурами и сукном низкое ложе.

— Азари, а почему она была без сопровождения?

— Ох, господин, ну а кто же знал? Да простят меня духи — я слишком ее жалею! А она ведь уже не впервые сбегает… Когда каудихо нет… Ничуть не щадит меня, ничуть!

— Что?! Она сбежала?! Еще и не в первый раз?

— Ну да…

— Да чтоб тебе Ворон глаза повыклевал! — прорычал Виэльди. — Как ты это допускаешь?

— Прости, господин, — захныкала Азари. — Материнское сердце, как воск… Ты уж не говори каудихо, молю!

— Я подумаю. А ты прекрати ныть и займись наконец дочерью!

Вторая мать захлопотала возле Данески, Виэльди же быстрым шагом вышел за дверь и отправился к колодцу: все-таки пора смыть кровь.

«Не говори каудихо», — сказала нянька.

Да уж не скажет, утаит, деваться некуда, иначе придется поведать и обо всем остальном. Лед глубин и вершин, ну что же это за проклятие такое?!