Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

— Виэльди… — и продолжился: — Скучаешь по нему?

Нет, это не просто звук! И вовсе не шорох гальки, а вполне разборчивые слова!

Джефранка вскочила и оглянулась. Перед ней стояла девчонка-оборванка: худая, чумазая, босая. Острые плечи выглядывали из лохмотьев, мокрые спутанные волосы липли к лицу и шее, издалека напоминая полусгнившие водоросли.

Почему девчонке не холодно? Откуда она здесь? Как проникла за стены замка?

Столько вопросов… А в висках стучит, бьется самый главный: отчего Джефранке знакомо ее лицо? Знакомо до омерзения…

Кажется, вот-вот вспомнится… Какие-то смутные видения всплывают на поверхность сознания… Увы, тут же исчезают, растворяются в его глубине. На языке же вертится, вертится то ли слово, то ли имя — ишка.

Ишка! Безумная девчонка из сна! Та, которая отняла лицо!

Что же получается? Джефранка и теперь спит? Или в тот раз была явь, а вовсе не сон?

— Вспомнила меня! — хихикнула девчонка. — Хорошо, что вспомнила. Хорошо, что тогда я именно с тобой поиграла. Такое хорошее совпадение! Вот, я снова пришла.

Джефранка похолодела, выставила вперед руки, пытаясь защититься, но убежать почему-то не могла, ноги не слушались. Только и удалось, что отступить на пару шагов. Девчонка облизала пальцы и пропела:

— Виэльди… Скучаешь по нему? Хочешь, чтобы он тебя полюбил? А он не полюбит… Ну кто тебя полюбит с таким каменным лицом? Хочешь, верну твое настоящее лицо? Я могу. И еще награжу кое-чем, и тогда он тебя точно полюбит. Хочешь?

«Хочешь, чтобы твоя мама тебя любила?» — вспомнились Джефранке слова, прозвучавшие много лет назад. Чем это закончилось, она тоже не забыла: отражение напоминало об этом каждый день.

— Мне ничего от тебя не нужно, — осипшим от страха голосом выдавила она и сложила пальцы в отвращающем зло жесте. — Убирайся, нечисть!

Девчонка не убралась — напротив, приблизилась.

— Не бойся. В этот раз тебе не придется расплачиваться… Просто сделай кое-что: когда твой муж тебя полюбит крепче жизни, скажи ему, чтобы пошел в Горы-что-выше-неба и разбудил Спящего ворона. Он послушает тебя, потому что будет любить. Ты ведь хочешь, чтобы он тебя любил?

…Хочу. Но не велика ли цена?

— Не велика! — воскликнула Ишка и захлопала в ладоши: она что, слышит мысли? — Вообще мелочь! Всего лишь сказать несколько слов, попросить, когда придет время. Ну же, соглашайся! И он тебя полюбит. Ты ведь этого желаешь?

— Желаю, да! — выкрикнула Джефранка. — Но я желаю, чтобы он полюбил меня, а не твои чары! Убирайся!

Девчонка поцокала языком, снова облизала пальцы — по ним стекла белесая слюна.

— Глупая княгиня. Если Ворон не проснется, многие умрут. И ты, и твой народ, и другие народы, — она сощурила глаза и неожиданно взрослым голосом процедила: — Соглашайся.

— Я не отправлю Виэльди искать неизвестно что в горы. Он может не вернуться!

— Он вернется. Он не погибнет до тех пор, пока в его жилах — только в его жилах, — течет кровь смерти. Соглашайся!

— Да кто ты такая? Что тебе от меня нужно?

— Ну вот, опять, — вздохнула Ишка. — Вы, смертные, такие одинаковые… Это ваше вечное «кто ты…» Надоело. А что мне нужно, я уже сказала.

— Ладно. Пусть так. Но почему сама не поговоришь с Виэльди?

Ишка надула губы, словно обиделась.

— Он меня не послушает, а я не смогу его заставить. Смерть не властна надо мной, но и я не властна над смертью. Соглашайся! Нужно разбудить Ворона!

— Вот и разбуди, — хмыкнула Джефранка: страх почему-то ее оставил, зато пробудилось любопытство. — Что тебе мешает? Раз уж ты, нечисть, не можешь разбудить божество, то чего ждешь от смертных?

— Божество… — девчонка хихикнула и забормотала: — Ворон — божество… Он и не думал… Ему понравится, что он стал божеством… Наверное…

— Чего ты там лепечешь?! — вообще-то Джефранка услышала слова, но их смысл не дошел до сознания.

— Ничего! — щербатая Ишка растянула потресканные губы в подобии улыбки. — Ты видишь, какая погода стоит? А дальше будет только хуже. Лед, снег, снег, лед… Вы все умрете, а мне придется перебраться за Южные горы! А там люди до сих пор носят шкуры, у них оружие из камня, а дома из веток. С ними скучно… Не хочу отсюда уходить! А если дальше на восток идти, то там хорошие царства, да, но я в них в прошлые разы играла, надоело. Всем плохо будет, если Ворон не проснется.

Джефранка понимала все меньше. Из слов девчонки получалось, что плохая погода из-за Ворона, что дальше будет только хуже, и что разбудить его должен почему-то именно Виэльди… Кровь смерти еще какая-то…

Может, это все-таки сон?

— Почему сама не разбудишь Ворона, если так надо?! — спросила Джефранка.

— Не могу. Я не слабее его, но и не сильнее. А он таких, как я, не подпускает к себе. А из смертных только Виэльди может… — она вдруг прервала сама себя, уставилась то ли на живот, то ли на бедра Джефранки и выплюнула: — Жизнь… Нет, нельзя, слишком рано. — Джефранка опомниться не успела, как Ишка подлетела к ней, растопырила пальцы и на миг прижала к ее животу. Затем отошла и, улыбнувшись, проворковала: — Ну вот, теперь все хорошо.

— Что хорошо?..

— Все, — она подмигнула и требовательно-взрослым голосом спросила: — Ну? Я тебе многое открыла. Теперь соглашайся!

Джефранка долго молчала, наконец ответила:

— Он сам должен решить… Я могу только передать твои слова, но не стану настаивать, не стану убеждать.

— Глупая смертная! — хихикнула девчонка. — А ведь я могу убить тебя прямо сей…

— Моя княгиня! — донесся от замка голос Лакора.

Слава великим духам!

Ишка оскалилась, как хищный зверь, и процедила:

— Мы еще поговорим…

Ее глаза засветились холодным фосфорным огнем, а тело задрожало, растворяясь в воздухе. На мгновение мелькнули серебряные волосы, прекрасное лицо — и все исчезло.

Джефранка без сил упала на камни. Плечи, руки, пальцы тряслись, ноги казались чужими, она их едва чувствовала.

— Моя княгиня! — снова закричал советник. — Ты где?

— З-здесь, — пролепетала она.

Лакор не услышал. Пришлось собрать волю в кулак, справиться с онемевшим языком и все же воскликнуть:

— Я здесь! Помоги мне! Я… я ногу подвернула…

В подземелье пахло сыростью и крысиным пометом, каменные ступени узкой лестницы холодили ступни даже сквозь подошву ботинок. В грязно-желтом свете факелов темный силуэт каудихо казался размытым, будто призрачным. Звук шагов, усиленный гулким эхом, заполнял собою все пространство.

Джефранка шла позади Андио Каммейры и, в отличие от него, старалась идти как можно тише — на цыпочках. Она хотела бы стать и вовсе незаметной, невидимой, слиться со стенами, а вдобавок ненадолго оглохнуть и ослепнуть, чтобы не увидеть и не услышать «ювелира».