Кристина Белозерцева - Пауза [СИ]

Я отшутилась.

Гномы весьма не любят темных эльфов.

Эту расу больных на голову садистов никто не любит, если уж говорить откровенно, просто гномы чаще всего с ними сталкиваются. Причем, в замкнутых помещениям, под землей, где на узкой дороге ну никак не разойтись.

Постепенно пиво и закуска подошли к концу, гномы поблагодарили меня за компанию и пообещали явиться завтра утром — закончить с дистилляторами, а я опять вернулась к работе. Никогда так не делайте. Подходить к алхимическому столу после алкоголя или сильно не выспавшейся — чревато, хорошо еще, что я не смешиваю ничего взрывающегося.

Когда перед глазами от горящих спиртовок уже плыли цветные огоньки, а голова нещадно болела от усталости, духоты и выветривающегося алкоголя, пришел мистрэ Клиф. И лицо его сияло надеждой.

— Мэтресса! Простите, но выглядите вы… краше хоронят. Давайте выйдем в сад? Немного воздуха пойдет вам на пользу.

«На пользу нам пойдет большой стакан коньяка. И четырнадцатичасовой сон», — усмехнулся Лусус.

«И симпатичный парень, чтобы расслабиться», — добавил Шепот.

Я отмахнулась от обоих. До ужаса однообразные советы у плодов моей шизофрении, надо сказать.

— Подождите немного, мистрэ, я почти закончила. Сейчас только смесь докипит положенное.

Адепт богини милосердия посмотрел на три кружки на столе, но ничего не сказал и присел на стул в углу, аккуратно подобрав полы мантии.

— Гномы были?

— Ага.

— Понятно. Что бы они ни собирали, получается оборудование для пивоварни.

Я усмехнулась. Мне нравились гномы. Конкретикой во взглядах и основательным подходом ко всему. И да, гномы любили пиво. Это стало расхожим стереотипом и поводом для множества анекдотов и баек. Впрочем, в глаза такие вещи, разумеется, не говорят. Только гном имеет право прикалываться над гномами.

К тому же «гном» — это общее название нескольких родственных народов, та же история, как с эльфами. Гномы, это — собственно, сами гномы, дварфы, цверги и карлики. Кроме некоторых морфологических различий у каждой ветви есть своя специализация, первые — прирожденные рудокопы и торговцы, дварфы — инженеры, изобретатели и лучшие из всей своей расы бойцы. Цверги — гениальные ювелиры, именно их любовь в золоту и драгоценным камням настолько сильна, что стала стереотипом при описании всех подгорных обитателей, но и подобной красоты создать не может больше никто, а секреты мастерства для них куда ценнее жизни. Карлики же — поголовно «каменные» или «металлические» шаманы. Конечно, все они живут вместе и практически нераздельны. Например, взять самую дорогую отцовскую огнестрельную пару: руду добыли гномы, сработали оружие — дварфы, украсили цверги, а карлики зачаровали на точность и надежность. В итоге стоят эти револьверы, как стальной мост с золотыми опорами.

Но, так или иначе, все подгорные ребята обожают пиво.

— Мистрэ, — полюбопытствовала я, закрывая коробочки и флаконы, — вы никогда не задумывались, как вообще наша Ойкумена не скатилась в пучину межнациональных конфликтов?

Во взгляде молодого настоятеля промелькнул острый интерес любителя философских бесед.

— По сути, государства создают только люди. Те же подгорные королевства гномов — просто огромные города-дворцы, никто к ним не лезет, а им в большинстве своем не слишком комфортно на поверхности. Вот и получается, что делить нечего.

— Агорафобия?

— Не совсем… У них просто есть отдел мозга отвечающий за что-то вроде эхо-локации, слышали такой термин?

— Серьезно? — изумилась я. — Как летучие мыши?

— Почти, но гораздо сложнее, они каким-то образом чувствуют не только полости, но даже руду в породе. А люди…

— Люди — агрессивнее. Но соваться в подземные дворцы — чистое самоубийство, так что статус-кво сохраняется.

— Вы не любите людей? — усмехнулся Клифф.

— Да не то чтобы… Я не делаю различий.

— Интересно услышать подобное от эльфа.

— Я не эльф, только на четверть, — в тысячный раз покачала я головой, — и если говорить честно, то больше всего мне нравятся орки. В плане общего менталитета.

Настоятель выразил неподдельное изумление подобной точке зрения.

— Вы меня разыгрываете, мэтресса?

— Нет, — я сняла с огня котелок, больше всего напоминающий сосуд для варки кофе, — если честно, самое психически здоровое общество. Ни социального расслоения, ни излишеств. Вы никогда не увидите старого орка, а знаете почему?

— Воюют много, — пожал плечами мистик, подавая мне полотенце, пока я споласкивала руки после работы.

— Не угадали, — улыбнулась я, — они просто не стареют, они растут до конца жизни. Ни морщин, ни сопутствующих болезней, представляете? А после смерти — гарантированное перерождение в каком-то из миров, так уж устроили их боги. Благо, миров по их верованиям — бесконечное множество.

— Воинственные дикари, не боящиеся смерти, это… страшновато.

— Так, я все. Пойдемте, подышим воздухом. Кажется, за зданием гильдии был вполне симпатичный сад.

— Да-да, идемте, мэтресса.

— А орки — никак не дикари, — покачала я головой, — Они нашли для себя ответы на вопросы, которые мучают всех остальных. Вроде, «зачем мы живем».

— И зачем они живут? — улыбнулся невольно мистик, отвечая на мою улыбку.

— Потому что это весело. И здорово. Никто не любит жизнь так, как орки.

— Зато люди изобретают массу всего нового. Я бы сказал, что человечество двигает прогресс! Простите за пафос, мэтресса.

— Зеленокожие берут от прогресса только то, что им нужно, — пожала я плечами, — например в их школах дети учатся чертить простенькое огнестрельное оружие. Представляете? Не гномское, конечно, и даже не хорошие реплики, но этому учатся все. И представляете, что будет через пару поколений, если у них найдется толковый вождь?

Он промолчал, и не проронил ни слова, пока мы не обогнули мраморное здание и не вошли в неприметную калитку в ограде, ведущую во внутренний двор гильдии. В саду при гильдии магов Клиф вежливо предложил мне опереться на его локоть и повел в сторону видневшихся оранжерей. Что бы ни хотел он обсудить, прелюдии закончились. Кстати, молодой настоятель изрядно волновался и все время теребил край рукава своей мантии. Что ж, сейчас все узнаем. Хорошо, хоть дождь временно перестал, правда, лужи все так же хлюпали под ногами.

— Мне бесконечно интересно разговаривать с вами, но давайте перейдем к делам. Сначала про ребят, которых мы начали лечить. Всем четверым стало лучше, — улыбнулся мистрэ, — начальный эффект проявляется от двух до пяти часов. Жар спал, а девочка даже пришла в себя.

— Это отличная новость, — мы присели на деревянную, потемневшую от времени и влаги скамью в тени разросшейся старой груши.