Кирилл Кянганен - Империя Машин

Суды у Скрижали проходили в пытках, и многие под болевым эффектом признавали любой акт. Только назвавшихся ассасинов императорской семьи было за сотню, и всех казнили по одной статейке. Дошло до того, что они стали клеймить друг друга, но как не странно — орден пресвященных и Суд Скрижали существует до сих пор, и вид синей мантии Проводников Скрижали — Скрижиателей, вызывает у простого люда страх и ужас, а у людей «повыше» — нервную истерику. Они получили привилегии вершителей судеб. Само слово скрижалио — означает «сужу сам», на новом наречии — благодарственная.

А наш орден, орден, который боролся за свободу — распался. Я пришел одним вечером к мастеру. Спросил его: «Помните ли вы ради чего боролись? Помните ли вы жертвы, принесенные ради мира?» И он мне ответил: «Мы боролись за иллюзии, мира нет и быть не может, человечество не заслуживает пощады. Пускай все погрязнут в грехе, но и я сам пойду туда, а ты… Тебе позволено стоять и смотреть с противоположной стороны, с другого берега. Гляди на мир отчужденно, гляди на него со стороны. Ты брат мой, и я даю тебе свободу, кою ты искал. Ты увидишь кто прав, кто виноват, и поймешь — таких нет. Каждый виноват, но по-своему, каждый прав, но в определенной мере. Ты увидишь мир четче, ярче, или тускнее, не нам решать. Ты увидишь мир таким, какой он есть, но только если останешься в стороне. Иди, тебя никто не тронет, будь нашим судьей».

После того разговора я его больше никогда не видел.

— А как же всеобщее прощение?

— Живи мы иллюзиями, воплощенными в жизнь — это были бы не иллюзии, а измененный мир. Мир, который мы погубили, и который не пожелали спасти. И сейчас мы его губим, давим, выкачиваем соки из недр, а он нам отдает свою плоть и кровь, побелевшую и потрескавшуюся.

Альфредо говорил точно исповедовался. Мальчик не ожидал такой публичности.

— Своими силами я восстанавливал братство Парящих Кинжалов. Никто не желал в него идти, никто не верил в единство там, где каждый сам за себя, но я нашел людей, среди нищих. Вначале члены набирались из зараженных. Я хотел показать — не важно кто ты, твоя жизнь не пустое слово, пусть все почувствуют её. Мы перестали продаваться, я и сам не отнял ни единой жизни. При мне убийств не будет. Я их остановил, прекратил. Поднял с колен народ. Дела налаживались, но император ввел войска. Они не заботились об окружающей среде, ведь сами жили не здесь и сейчас, они жили куда дальше, за морями на Востоке. Если верить их разговорам, а я верю — в восточной части сохранились острова, полные растительности. Для них то был курорт, для нас — мечты о рае на земле.

Мальчик терял реальность, он уходил в себя, и ощущал, как аналогично реагирует Альфредо. Тот рассеяно ворошил глазами пространство, будто они с ним угодили в кокон, где велся их насильный диалог.

Мальчик ощущал струящуюся кровь, от которой ломило вены. Их глаза невольно переплетались, и они разговаривали, как в ловушке, если бы не то, что мальчик чувствовал себя способным смахнуть тяжесть как комара, что он и сделал, после уточнений.

— У меня вопрос.

— Спрашивай уж…

— Иридиум, откуда он взялся в таких количествах?

— Кто его знает, слух ходил, что от повторного удара волны, расколовшей материк, в земле образовалась трещина, она разошлась шире, и из недр вначале полилась пылающая лава, а за ней иридиум. Однажды я даже услышал у путешественника, сходившего с дирижабля, что землю проело насквозь, как голодные крысы прогрызли сыр. Я в такие байки не верю.

— Слишком наивные?

— Слишком чудовищные.

— Сколько лет я буду обучаться?

— Учитывая твой возраст — около восьми.

— А дальше?

— Дальше — идти своей дорогой, выполнить то, что ты собирался. Не советую покидать нас до того момента. Ты попросту не выживешь. Если справишься с окружающей средой, то люди покоя тебе не дадут, а навык скрытности оттачивается одним временем. В дополнение ко всему — обучение проходит интенсивно, на землю ты сходишь на два часа, будешь обучатся маскировке, а я — следить. Как только я не смогу найти тебя не только в толпе, но и в безлюдном пространстве — ты обучен достаточно.

Картографии и врачеванию научим мы, как и полезностям. У нас имеются школы, запишем на занятия, но при условии, что об обучении в ордене — ни слова. Все в твоих руках, сутки на раздумья. Как сделаешь выбор вернись сюда, я буду ждать ответа.

— Спасибо, тогда я, пожалуй, пойду… подумаю — сказал он и представил, как рассекает пузырь.

— Уф… — донеслось до него.

— Мастер Альфредо! — ребенок повернулся.

«Откуда взялся член братства?» — удивился мальчик. Дом стоял особняком, а выдвижной мост был задвинут.

— Ты как раз, отведи мальчонку в дом, а я разберусь с поставками.

— Ты еле стоишь, старина.

— Прыткий малый, извел меня — проговорил Альфредо, скидывая со лба пот.

— Я Алан.

Алан не походил на местного. Загорелая кожа проблескивала под слоями одежды и маской — полумесяцем. Он не носил противогаза, имел тонкий нос без горба, а голубые глаза оценивали все, что видели.

— Многие ненавидят тебя, парень.

— За что?! Я только явился на остров!

— За то, что жив, здоров и не кашляешь — как и меня, — он засмеялся. — Под открытым небом находится вредно, но у нас тут золотая шапка из механического города, поэтому не тужим.

Они прошлись по соседним крышам, но явно не направлялись в сторону дома.

— Куда меня ведут?

— Ведут? Я подумал, ты не прочь осмотреться. Посижу в том здании — где вывеска болтается. Прогуляйся.

Мальчик принял мешок с высушенными водорослями и направился к упавшему дирижаблю. Благо, он помнил, когда и как идти.

На его пути встали склады, окруженные болотом.

Ил и тина плотной пленкой закрыли поверхность создавая обманчивое ощущение прочной корки.

Он спустился вниз, и всем телом навалился на трухлявое, давно прогнившее дерево.

Оно упало мостиком.

Пробежав вдоль узкого болотца ступил на твердую почву.

Возле фюзеляжа сидело трое людей.

Они отрывали деревянные доски от развороченного корпуса, вырывали куски материи и кидали в огонь, не вставая с самодельных кресел, наверняка вытащенных из кают компании.

— Что забыл парень? — спросил человек, который выглядел старше всех.

— Просто поглядеть на него.

— Никогда не видел дирижаблей?

— Н-е-а.

— Ну смотри, мы разрешаем.

— А он чья — то собственность?

— Кто первый пришел, тот первый нашел. Мы первые — значит наш.

— Вы собирали его также усердно, как сейчас разбираете?

— Ну — ну, не дерзи так, мелочь не трогаем. Ты замерз, хочешь погреться?

— Можно, я недавно из убежища выбрался, все… странное.

— Аль солнышко уже не такое теплое да? — сказал он, подкидывая дровишек.