Кирилл Кянганен - Империя Машин

— Не такое — согласился мальчик.

— Ты вообще видел солнце? Не сейчас, раньше?

Долго думая, что ответить, он решил не врать:

— Нет, я с рождения жил под землей.

— Ты хочешь сказать, что первый раз вылез наружу и побежал смотреть дирижабль?

— Наружу я выбирался давно. Тогда меня поразило небо, но отец мне сказал — что это уродливое пятно по сравнению с тем, что было раньше. Я расхваливал постройки — он отвечал, что это лишь руины. И так на мои вопросы был все более и более краткий ответ, пока я не понял, что он не хочет говорить.

— Жестокий он у тебя.

— Был.

— Ох, прости. Все мы бывшие. Ты садись поближе, грейся, вытягивай руки, огонь не кусается.

— Я привык, и отец не был жестоким. Он говорил правду, не обещал золотых гор, не обещал даже ясного неба, говорил, как есть.

— А как же вера в хорошее? Надежда?

Он вспомнил плавающие останки в туннеле и медальон.

— Нет никакой надежды.

Мальчик встал, поблагодарил за теплый прием и решил пройтись внутрь.

Ржавая дверь поддавалась с трудом, отзываясь недовольным скрипом.

Прогуливаясь по заброшенному салону и прикасаясь рукой к каждой шершавой поверхности он думал: Сильно ли изменится за эти годы? Сможет ли выполнить данное обещание?

Даже до Темплстера путь оказался труднее, чем он предполагал изначально, что говорить об императорском замке, да еще и о попытке изменить все то, что было сделано не одной сотней людей.

Безумная идея…

Но она толкала его вперед, давала повод жить дальше, после смерти близкого человека.

Здесь, продвигаясь к рубке, он решил дать клятву перед умершими душами.

Он зашел в кабину управления и встал на колени рядом с лежащими в креслах скелетами.

Он обещал никогда, никогда не отнимать жизнь, никогда не приносить боли и страданий, только дарить и делиться светом, кой теплится в его юном тельце.

Зачем — то взял кость руки и поцеловав начал закапывать в землю, ввалившуюся через дыру в полу.

Он встал с колен и очень долго смотрел в целые стекла, засыпанные плодородным слоем почвы, ранее плодородным, а ныне серым, напоминавшем пыль.

«Все здесь, и я заражены. Известно, что лекарства не существует… Да и поможет ли спастись какое — то лекарство от гнева израненной природы?»

— Не приведет к смерти моя рука. Каким бы чудовищем не оказался встречный, мы расстанемся с миром.

Он развернулся, оглядел свое «изделие», и вышел плотно прикрыв за собой люк.

— Парень — позвал второй, сидящий у костра — дал какой — то обет? В это место приходят тысячи людей, приходили… Они брали кость и копали. Некоторые пели песни о успокоении. Что видел ты?

— Ничего.

— Никто не знает ответа, но надежда есть, иначе судьба бы не привела тебя в это место.

— А если вы ошибаетесь?

— Лучше ошибаться и верить, чем не совершать ошибок, кроме одной, самой главной и роковой ошибки: бездействия. Ожидание не есть бездействие, помни мои слова.

— Почему вы сказали про это мне?

— Я говорю это каждому встречному, иди.

Уходя, мальчик помахал рукой.

Он не знал, что никаких встречных не было, и последний раз к дирижаблю подходили еще до катастрофы, когда он завершал конечный рейс, и что это тот дирижабль, на котором к убежищу летел его отец.

Каменистую кладку распирали зловонные пузыри, сдерживаемые вколоченными в асфальт листами железа. Вот и все меры правительства по противодействию распространения заразы.

«Прогуляйся» — говорил Алан. Было бы где.

Он начал перебираться по валявшимся камням. Рядом клонились от старости стены, упираясь в изломанную почву.

Пролез по сгнившей крыше магазина. Выломанное окно напротив вело в кухню. Он услышал шум.

Присев на корточки, аккуратно подкрался и выглянул:

Женщина кормила с ложечки ребенка. Кожа малыша облепилась язвами, а лицо покрыло пупырышками.

«Он не выживет» — сказал ему внутренний голос.

Мальчик порылся в карманах, и решился. Встал, кашлянул. Женщина испуганно обернулась, ложка выпала из руки, она закрыла собой малыша.

— Я хочу помочь, укол, он спасет ему жизнь, вы должны мне поверить.

Она молча смотрела ему в глаза. Он медленно подходил, мать не дрогнула. Он вытянул руку.

— Возьмите. Болезнь уйдет.

Женщина долго смотрела, не шевелясь как статуя, затем протянула руку, готовая в любой момент одернуться, напряженно всматривалась в него.

Получив шприц, она разглядывала надпись, и мальчик увидел в ее лице появляющуюся благодарность.

— Спасибо, сердечное вам спасибо, молодой человек. Он даже не распечатан, где вы его нашли?

— Оставьте себе.

Он вылез через окно, и еще долго слышал доносившийся плач, она заплакала от радости.

«Ее дитя будет жить, их крохотный мирок сохранился. Смогу ли я помочь всем? Или это глупо? Вот только что мне делать еще? Ждать подачки? Извольте».

Обойдя крупный район по крышам, он вернулся назад, и начал искать Альфредо, но наткнулся на Алана, рассевшегося на потрепанном диване с открытым видом на восток.

— Как город?

— Я ищу Альфредо.

— Ты не любитель разговаривать, да? Альф не рассказывал, как мы добыли себе лаборатории? Как бурлаки — на веревках — вытягивали и разбирали эти убежища, из тех, что застряли по — выше. Сколько надышавшись запашком отбрасывало ноги, а сколько сворачивало шеи, когда срывались с обрывов. Но мы сделали это парень, ценой горькой, но сделали!

Он с интересом следил за речью Алана. Такой энергичности он не видывал ранее. На острове все и ходили вразвалочку или изнеможенно побирались. Алан же, пышущий ей, а его лицо словно собирало солнце. Выкинув в трещину засорившийся фильтр, он встретил усмешку Алана.

— Пускаешь фильтры в расход? Под открытым небом долго находится вредно, но у нас, как видишь, шапка из механического города, поэтому не тужим. То ли дело — выросшие в туннелях. Они слепли на солнце. Так и сидят по убежищам.

— Алан, а ты видел солнце?

Алан лучезарно улыбнулся.

— Я посыльный, многое видел на бескрайне — красивой земле.

— А мечи — стражи?

Он нахмурился, ему почему — то не понравилась тема.

Мальчик заметил, как он потёр колено.

Алан провёл его до комнаты, где он пробудился и обещал навестить позже.

Неудачное слово отбило у Алана охоту разговаривать.

Альфредо нигде не было видно, он обрыл прилегающие здания, но они пустовали. Тогда мальчик взял со стола книгу, бросив рядом с кроватью наплечный мешок.

Шестерни над крышами поскрипывали, перевозя куда — то джентльменов в костюмах.

Накрапывал дождь, и сам того не замечая, он погрузился в дремоту.

Лучи солнца, ласкающие лицо, разбудили его.

Он поднял тяжелую голову и еще не совсем понимая, что пробегает по подбородку, выглянул в окно, на городские руины.