Кирилл Кянганен - Империя Машин

Стагмин действовал как надо только на небольших судах, размеры которых не превышали трех — четырех рыбацких лодок, потому для флота он часто оказывался бесполезным.

Неизвестный приподнялся на цыпочки, и, дотянувшись до подвесной сетки растер его бок. Шар успокоившись, притих. — Вот так, дружок! — проговорил бодро Неизвестный. Забавный полу пушистый комок — легко перепутать с свернувшейся в клубок кошкой.

Наконец он обернулся и увидел стоявшую в дверном проеме Амалию, облокотившуюся на дверцу, ведущую из каюты. Она глядела то ли на него, толи мимо него, и нервно теребила тонкую золотую цепочку, висящую на шее.

Ему хотелось пожалеть ее, но для жалости нет столько места в его сердце.

Непригоже жалеть человека вечно, он должен частично справиться самостоятельно, хотя сам Неизвестный, по — своим воспоминаниям не справлялся. Единственное отличие: Он хорошо скрывал эмоции.

Поэтому они провели весь день без особых разговоров, и вечером, когда Амалия снова легла в кровать, он опять вышел из кабины.

Постоял немного, вдыхая холодный воздух, и вернулся назад.

Зажег рядом с собой лучину, укрыл ноги одеялом и достал книгу.

В кабинке было тепло и тихо, сброшенный якорь удерживал корабль на месте. Они отплыли еще не достаточно далеко, и он дотягивался до дна.

Неизвестный читал историю, время от времени поднимая глаза, чтобы посмотреть, как безмятежно спит девушка, а затем на компас.

Он понял, что практически впервые в жизни просто сидит в тишине и ничего не делает, наслаждается настоящим, спокойным и убаюкивающим.

Там, на острове постоянно кипела больная жизнь, кто — то вечно нуждался в помощи, кто — то вечно обделял другого.

И везде он должен был успеть.

А здесь он мог слышать эхо собственных мыслей.

Он слышал биение своего сердца, и был покоен. На востоке, под всполохом молнии очертился маяк. Заброшенный и покосевший, как вырос из воды. Выкрашенную бело-красную башню хлестали волны. «Похоже, неподалеку от маяка обосновался подводный вихрь» — подумал Неизвестный и скорректировал маршрут. Про маяки и их сеть ходили легенды, но на Безымянном знали одну: якобы их возвели для контроля за настроением и эмоциями людей, и этот вопрос стоило выяснить. Потихоньку охватывала сонливость.

Несколькими днями позже.

Амалия просто сидела подложив под себя ноги и смотрела на календарь.

Она не знала какое сегодня число, и была уверенна, что и Неизвестный тоже не знает.

Вот так, сидеть перед куском бумаги с маркером в руках, и смотреть, пытаться что — то придумать.

Неизвестный снова стал безразличным. Она и не понимала, как он винил себя в том, что вдруг начал привязываться.

Чего он так напугался той тропинки, по которой возможен путь к счастью? Она для него была недостижимой, он жил мечтами, но чужими.

Он никогда не представлял в своих грезах себя, никогда не видел себя там, и не хотел видеть. Даже не пробовал, полагая, что «оно того не стоит», и что он не центр мира, а значит его проблемы — подобие ветра, подувшего с севера на юг. Ветер прошел — проблемы ослабли, ветер вернулся — он привык справляться один. Он всегда отгонял поток непривычных ощущений безразличием, но никто этого не знал.

И не узнает.

Странные синие тени вокруг глаз постоянно стояли у него на виду, не исчезая даже в минуты радости.

Он и сейчас стоял на корме и разглядывал с куда большим интересом пещерные полости у какой — то торчавшей вдалеке каменистой верхушки.

С таким задумчивым видом разглядывать мертвый камень сможет далеко не каждый.

Вода всегда своего неестественного, полночного цвета, не пыталась успокоить, а наоборот всем своим видом давала понять, что не стоит надеяться на спокойный день. Периодически они наталкивались на маяки. Тогда Неизвестный раздевался, хватал непромокаемый мешок и греб к ним. Затем, она со страхом наблюдала, как катер относит от маяка, и успокаивалась только когда в башне запылал огонь — значит зарисовка прошла успешно, и он узнавал, куда их занесло.

Так шел день за днем.

Пока серый мир еще не успел проснуться, Неизвестный вставал и выходил на корму, один раз Амалия даже увидела, как он достал удочку и начал ее разматывать, но замерев, неожиданно стал убирать назад. Временами, катер подхватывали подводные течения и они, вцепившись в поручни, с наполненными ужасом и отчаяньем глазами ждали, пока тряска или иной водяной порыв не оттянет их, и круговорот стихнет. Неизвестный высчитывал курс, пользуясь механизмом, изготовленным мастером Ореном. Он работал по принципу балансировки, вкупе со Стагмином, присоединенный к контактам рулевого управления, часовой механизм направлял угодивший в поток корабль и позволял избирательно выискивать «водные тропы». Все показатели отражались на четырех циферблатах мини-башни, устанавливаемой в машинный отсек. Амалия понаблюдала разок за действиями Неизвестного, и потеряла всякий интерес к многочасовой копотне и переглядыванию с карты на непонятные сигналы Стагмина и миниатюрной копии часовой башни.

Прошла однотипная неделя, ее заменила другая.

— Просыпайся! — прогремел его голос над головой.

Она медленно сползла с кровати, когда вспомнила, что не особо старалась спать в одежде, а он даже и не глянул.

Окутавшись в плед, она вышла за ним наружу, к луне.

Перед ней висели куски металла и большой квадратный черный брус.

Такой большой, что она не сразу поняла, что это такое.

И тут же укорив себя за глупость ужаснулась.

— Это…Это же цепь…

Из воды к башне в центре острова поднимались здоровенные, толщиной два метра, сплетенные цепи. Чудовищным непрекращающимся скрипом они оповещали о своем присутствии, намекая на то, что творится внутри, за первой белокаменной как кость стеной. Вздымаясь, казалось, они раскачивали остров точно бумажный кораблик в ручейке. Стержень башни с рассекающим тучи завершением выполнял роль «заклепки». Материал его из Огненного Кристалла с Огненных Гор, которая защищала сушу и от «раскола» на части. От постоянного соприкосновения с влагой он вспыхивал, и рубиновые искры опадали к корням конусообразной башни, опоясанной сужающимися к шпилю ярусами, откуда валил дым.

Цепи служили балансирами. Тогда архитекторам и в голову не приходило, что их зальет водой, а океан заселит сушу. Стагмин «завизжал», бурлящее море сотрясало их малюсенькое судёшко, волны разбивались о цепи, образуя нескончаемый противоестественный стон. Вокруг острова Цепей «прижился» пояс из подводных вихрей. Плывучие блоки стен между цепями швыряло как пластмассовые игрушки. Неизвестный затолкнул Амалию в каюту, когда на палубу Рыболова обрушилась волна, смывшая в море пол мачты. С полок попадали сумки и их содержимое.