Кирилл Кянганен - Империя Машин

— Пойдем — поманил Неизвестного за собой старик. Они снова собираются увлечься своими россказнями. А вы пока решайте, решайте свои вопросы, и с подготовленным итогом возвращайтесь к нам.

Они вышли из здания, дунул ветер, и старик придержав широкую шляпу рукой, закутался плотнее в одежды.

— Холодно и горько как в театре драмы. Принимаете нас за сборище бандитов? Я знаю, вас очень трудно впечатлить, Йом сказал нам. Изначально мы думали, что вы имперский советчик и доверять вам значит продаться добровольно в темницы.

— Почему вы стали членом подполья? Что с вами случилось?

— Знаете, я всю жизнь мечтал быть учителем. Честолюбиво представлял себя высоким, стоящим у доски с замершей рукой перед таблицами, полными символов, и с устрашающим взглядом ждать ответов школяров, заранее подготовясь драть их за ошибки, даже если они такими не являлись. — старик громко рассмеялся сам себе. — Всегда мечтал обучать детей, и кем стал? Посмешище… Дворником. Столько лет учиться, и так прогореть. Такое возможно только у нас, в нашей любимой стране, называемой ныне Островной империей. Все школы скупились частными лицами и учителей уволили. Меня, как историка за бессмысленность предмета. Вы представляете? Историю назвать нецелесообразной и не оправданной.

Когда я только начал работать я глупо верил, что высокий уровень образования в обществе, знание своего прошлого, поможет скорее решать социальные проблемы, все больше людей станут приобщаться к интеллектуальному труду и так далее… Конечно они приобщались! Какую славу сыскала книга Даниэля Симона — искусство лжи. Просто шикарно! Нет, я ничего не имею против науки, но ее стали использовать для одной цели: манипулирования. Тут то я и прозрел величайшее образованное общество. Все копившееся внутри него вылезло наружу. Мне не нравились сеи картины. Сделать я ничего не мог, но шок словил от того, что однажды услышал яркое заявление одного такого полоумного профессора, что вся история переписывается с позиции протянувшего дольше.

Не знаю почему, но как ошпаренный я вгрызся в архивы и шарился в бумагах, сравнивая и состыковывая исторические справки, и велико было мое удивление и горечь, когда все они противоречили друг другу. Я понял, что ни черта не знаю о истории своей страны, и не узнаю, тогда я, в общем, и уволился… Мы уже подошли к вашему гениальному убежищу?

— Не совсем, старайтесь вести себя потише. Люди смотрят не благожелательно.

— Простите меня, правда простите, я так давно не высказывался скопившееся внутри, что сорвался на первом едва знакомом человеке.

— Не стоит, лучше чаще возвращаться к забытому ребенку во взрослом с его обидами и проблемами. Эти слова стали бы оскорбительными для любого другого, но не для этого старика. И Неизвестный знал, что он поймет не в буквальном смысле обвинения.

— Может познакомите меня со своей спутницей?

— На что вы рассчитываете?

— На искренность.

— Зависит от ее слова.

Они спускались ниже и ниже. Старик хотел показать ему черную дыру «Цепей», где не живут больше восьми лет.

— У вас есть допуск?

— Есть, я же дворник и врач по — мелочи. Так перевязать раны, повязку поменять, в чувство привести. Самое плохое, что меня там всегда ждут. Каждый день ждут, а я смелости не имею смотреть им в глаза. Лекарств на всех не раздают. Мне говорят, что в карательных целях, но однажды я попытался украсть, и в итоге обнаружил, что у Острова Цепей уже несколько лет нет связи с внешним миром.

Они прошли мимо сидящих под открытым небом за столами пьяными купцами и ревущими за свои ставки наемниками. На противоположной стороне узкой улицы горели свечи через приоткрытое окно, впускавшее морозный воздух приближавшейся ночи. Они прошли слишком близко к башне, и высоко за окном Неизвестный увидел в просторном зале подобие трона. Через лившиеся лучи остаточного света дня, сменявшегося света ночи, там сидел мужчина, покрытый легкой сединой. Неестественно зоркие глаза Неизвестного заметили острую бородку и встревоженный взгляд человека на держащий в его руках лист бумаги. Он поднял его и поднёс край к камину. «Кто бы это ни был, он знает, что я здесь» — громом промелькнуло в голове Неизвестного.

— Это Верховный канцлер. Он всем заведует. У него есть даже некоторое влияние на императора.

Неизвестный решил подойти ближе. Он уперся в высокий забор, оканчивающийся честокольным завершением и заметил, как за рвом и поднятым мостом башни на него смотрят три пары глаз стражников. Напротив, железных ворот, сплетенных прутьями стояли люди.

— Чего они ждут? — спросил сам себя Неизвестный.

— Их не пустят, Верховный канцлер встревожен последнее время. Не выходит из своей башни совсем. Заперся в маяке за пятью печатями и сидит. Не принимает жалобы и обращения. Возможно он прознал о вашем прибытии.

— Пойдем. Сейчас нам тут не место.

Он взял Неизвестного под руку и повел за собой, а затем лестницы и «этажи», вниз и вниз. Небо растворялось, сменяясь слоями решетки, пока те не объединились в «непроницаемый потолок». Кое-где «потолок» разрывался вертикальной лифтовой шахтой, в которой перемещались грузы и прочий товарняк. Иногда решетки сходились так, что стоя под ними можно было проглядеть облака, при условии, что те почистили от грязи. Вообще, «клетка-город» был в аварийном состоянии, и нуждался в срочной реконструкции. Неизвестный так и «зрел», как нижние самострои рухнут под весом высоток на этаже-поверхности. Естественно, исключая те, что построены на земле. Они зашли в не успевшую закрыться столовую. Старик взял стакан с одного из столиков и начал жадно пить. Вода побежала по подбородку, затекла за воротник, и его лицо выдавало блаженство. Неизвестный же не понимал, как в такой холод можно пить холодную воду.

— Вода — редкость, а я здесь постоянный посетитель. Мне можно бесплатно. Главное прийти во — время. Он взял два подноса с протянувшихся рук из-под маленького окошка и направился, словно Неизвестного и не было рядом, к дальнему столику.

— Кто готовил этот обед? — спросил он. Уже вечер, а тяжелый обед не так полезен. Пахнет вкусно.

Зажав ложку между двух пальцев он молча ел уставившись на Неизвестного. Что он ждет от него? Откровений? Неизвестный не доверял им всем, все равно не доверял. И надеялся, что у Амалии хватило ума никому не открывать дверь, а еще лучше убраться по — дальше. И чем он только думал беря ее с собой? Соглашаясь, ведь мог запросто отказаться. Ему не зачтется. И где «братья» ордена?!

— Я вижу вы уже жалеете об участии в нашей затее. Но не бойтесь, вы будете задействованы самым косвенным образом.

Неизвестный не хотел становиться частью чьей — то игры в борьбе за власть. Его пытаются завербовать болтиком механизма, создать машину, готовую пожирать другие такие — же машины. И он в этой машине станет заменителем ковша — выполнителя наиболее опасной работы. Он согласился делать не ради того лорда Генри, не капли не желавшего утолять голод золота в своих глазах. Не ради Оливера, больше по характеру напоминавшего вора и не ради этого старика.