Тереза Тур - Счастливый рыжий закат [СИ]

Волна гнева, направленного на меня была просто удушающей.

«Трепещу, — мысленно проговорила я не без удовольствия. — Вот просто от ужаса в обморок падаю. Злитесь сколько вашей душе угодно — только … не смейте умирать!»

Визит ненаследной принцессы Тигверд, невестки императора к нам в госпиталь, случившийся через три дня, мне запомнился надолго. Если не навсегда.

Я как раз шла по коридору второго этажа. От тяжелых детей — их отдали на мое попечение — к пятерке принца Тигверда.

За прошедшие трое суток не было ни одной смерти! Я не уставала благодарить стихии. Все дети уже очнулись — некоторые порывались встать. Зла и терпения на маленьких пациентов не хватало — целители младших курсов, присматривающие за ними, стенали и жаловались. Я распорядилась закупить детской литературы и читать вслух.

Что касается пятерки принца Тигверда, в сознание еще не пришел никто. Анализы крови были лучше час от часа. Но в реальность они возвращаться не стремились…

Меня это сильно беспокоило.

На лестнице послышались громкие голоса. Я перегнулась посмотреть, кто шумит.

— Мам, вот что ты завелась?! — говорил молодой человек лет шестнадцати заплаканной принцессе Тигверд, перегораживая ей путь. — Вот с чего ты взяла, что отец здесь?!

— Отойди… Прекратите делать из меня непонятно кого! — голос женщины был тихим и немного хриплым.

Другой молодой человек молчал и с укоризной поглядывал на первого.

— Я сказала — пропусти….те…меня… — женщина согнулась, прикрывая руками живот.

— Ваше высочество! — подбежала я. — Пойдемте, я осмотрю вас.

— Рене… Хоть…ты мне не ври… Пожалуйста. Ричард… — прошептала она.

— Все потом, — решительно сказала я. — Вам надо успокоиться.

И повела миледи Веронику в свободный кабинет. Положила на кушетку, вымыла руки. Накапала настойку, которую специально разрабатывала для беременных. Обычное успокоительное слишком сильное для женщин в положении. Чуть разбавила водой.

— Какая гадость! Еще хуже, чем у Ирвина.

— Расслабьтесь, — я расположила руки над ее животом. — Замечательно, с плодом все хорошо. Это просто спазм. Вы перенервничали, и вот результат.

— Он … жив? — глухо проговорила женщина.

— Конечно! Я же сказала, все хорошо.

— Мой муж. Ричард. Рене…он жив?

— Жив, — кивнула я.

— Что от меня скрывают?

— Ваше высочество, — начала я…

Дверь хлопнула так, что мы обе вздрогнули.

— Ника, прости, — начал император. — Ричард пострадал, и мы с Ирвином решили тебя не беспокоить. Я приказал всем…

Женщина поднялась.

— Значит, все эти дни, когда я умоляла сказать правду, когда я чувствовала, что с Ричардом совсем плохо… Вы мне врали, — тихо сказала она.

И император, и его главный целитель склонили головы.

— И вы приказали врать моим детям…

— Феликс, — тут она совсем побелела, — его все время не было дома. Значит… он вытаскивал Ричарда.

— Пойдемте со мной, — попыталась я вмешаться.

— Видеть вас больше не хочу, — процедила невестка императора сквозь зубы, проходя мимо мужчин.

Мы вышли. Ее сыновья осторожно посматривали на нее.

— Мам, — начал тот, который ее не пускал.

— Я пока не желаю с тобой разговаривать, — отвечала она.

Коридор, несколько дверей. Я открываю нужную и слышу:

— Ника…

Этот стон — лучшее, что случилось со мной за последние пять дней. Хотя…Нет, не так. Это в принципе лучшее, что когда-либо случалось!

Дом, милый дом… На самом деле — университетская квартирка — но я успела соскучиться.

Вот уже десять дней как я не заходила домой. С той самой ночи, как ректор университета увел под домашний арест к себе. Потом эпидемия…

А сегодня вечером я поняла — все. Не могу больше. Хочу в свою ванную, а не в общий душ. Ароматная пена, свечи, отвары — чтобы все, как я люблю. Я, в конце концов, заслужила!

Это особенное чувство, когда подходишь к своему дому. Вот уже начинается величественная габровая аллея, а за ней уже и…

— Миледи Агриппа! — раздался за спиной возмущенный голос ректора университета.

Шипохвостая мумамба! Чем их начальственная милость не довольна на этот раз? И что за манера меня — дочь простого солдата — именовать миледи?

Вслух я возмущаться не стала, вместо этого поставила сумку и саквояж на землю и обернулась:

— Что-то случилось, милорд Швангау?

— Почему надо было уходить, никому ничего не сказав? И потом… У вас тяжелые сумки.

Синие глаза. Сверкают! И голос такой… Грозный. Однажды мне пришлось лечить одного государственного обвинителя — воспаление внутреннего уха — так вот он вел себя приблизительно так же.

Я пошевелила плечами — все-таки сумка и саквояж были тяжелыми — и вопросительно посмотрела на милорда Швангау. Дескать, я прониклась, справедливый гнев начальства осознала, чувством собственного несовершенства преисполнилась — можно говорить, в чем дело.

— Не стоило самой тащить такую тяжесть. И потом — я думал, что… — он замолчал.

— Да, милорд?

— До разбирательства вы живете у меня.

— Простите. Забыла совсем. Так устала, что захотелось побыть одной. В привычной обстановке.

— Вас подождать?

— Мне неловко вас беспокоить.

— Ничего, — улыбнулся он.

Вот как ему объяснить, что принимать ванну и переодеваться, когда он будет сидеть и ждать меня в кабинете — гостиная в моей квартире не предусмотрена — мне будет…

Щеки заполыхали.

— Я отнесу ваши сумки и зайду за вами через пару часов, — принял решение милорд Швангау. — Что вы хотите на ужин?

— Знаете… Очень хочется мороженого, — улыбнулась я.

— Договорились. И что-нибудь из баклажанов.

— Вы запомнили…

— Мясо?

— Все равно.

— Договорились.

Милорд Швангау подхватил мои пожитки, и мы с ним чинно отправились по дубовой аллее к жилым корпусам преподавателей.

— Вы заметили, как у нас на территории тихо и спокойно? — спросил у меня ректор.

— Кстати, а почему так?

— Еще на днях издал приказ по университету — все студенты, участвовавшие в борьбе с эпидемией, получают зачеты и экзамены без сдачи их преподавателям. Сразу высшие баллы, между прочим. И отправляются на каникулы.

— А те, кто не участвовал?

— Таких, на самом деле, немного. И они прибудут сдавать сессию за две недели до начала учебного года. Все равно преподаватели уже на местах — из отпусков вернуться.

— Мудрое решение. Все вымотались…

Тут я вспомнила, что меня отстранили от преподавания — и замолчала.

Мы уже подошли к дому и поднимались по лестнице на второй этаж. Я достала из саквояжа ключи, повернула ключ в замке и потянула на себя дверь.

— Прошу вас, — обернулась к ректору.

Пропустила его вперед. Зашла в квартирку сама, блаженно прищурилась.