Анастасия Быкова - Под куполом «Феерии» [СИ]

«У „Феерии“ большие проблемы, из которых цирк может не выкарабкаться».

Раньше Алек редко обращал внимание на свой внутренний голос, но в последние дни от него стало просто невозможно отмахнуться. Ещё бы, попробуйте заткнуть вопящую во всё горло тревогу, которая разве что ночью не играет на крохотных мысленных барабанах.

Неделю назад «Феерии» пришлось прервать гастроли и вернуться в штаб-квартиру. Этот удар стал последним, добивающим, как вишенка на торте.

На старом испорченном торте с давно прокисшими сливками.

За спиной скрипнула дверь.

— Александр, здравствуй.

Алек скривился — с самого детства звучание полного имени вызывало у него лишь дрожь в теле — но быстро взял себя в руки и повернулся навстречу голосу.

— Мама, — кивнул он. — Я рад, что ты вернулась. Две недели прошло, мы волновались.

Он изучающим взглядом оглядел её в поисках хотя бы какого-нибудь намёка на то, как прошла поездка. Едва труппа вернулась в штаб, Мариз велела никому не паниковать и продолжать репетиции, а сама уехала в неизвестном направлении.

Прошло уже четыре с половиной дня.

«Ну же, получилось?»

Но по виду Мариз никогда ничего нельзя было сказать: сейчас она выглядела безупречно, как и всегда. Длинные густые волосы, собранные в высокий хвост, открывали лицо, которого почти не коснулись морщинки. Седина, проявившаяся слишком рано от постоянного волнения за детей, считалась слабостью и моментально закрашивалась.

Фигуру облегало строгое платье с рукавами до локтей, из-под которых выглядывали чёрные татуировки. Для незнающих — это всего лишь ничего не значащие узоры, но для артистов и работников «Феерии» — показатель опыта; у каждого из них есть такие же.

Алек почти неосознанно дотронулся до своей татуировки на шее.

Мариз прошла мимо него и села за стол.

— Присаживайся, — кивнула на кресло напротив. — Как ты знаешь, нам пришлось прервать гастроли, потому что доходы становились всё меньше, а расходы на передвижение всё больше. Если бы мы продолжили выступления, то нам некуда было бы возвращаться…

— На этом существование нашего цирка и закончилось бы, — мрачно закончил мысль Алек.

— К сожалению. Фактически мы остались ни с чем — не можем продолжать гастролировать, потому что это нас разорит, но и оставаться в Нью-Йорке нет смысла, здесь с этой программой уже ничего не заработать.

Алек вздрогнул. Он и до этого прекрасно понимал, насколько не радужные перспективы перед ними открывались, но именно эти слова превратили их проблему в настоящую.

— И что мы можем сделать?

— Не многое. Я ездила к Валентину Моргенштерну, очень хорошему знакомому твоего отца. Сейчас его бывшая жена и дочь работают у нас, Джослин и Кларисса.

Алек резко поднял взгляд.

— Но..?

— Джослин оставила свою фамилию при разводе.

Он присвистнул. Не каждый день узнаёшь о родстве артистов цирка с одним из самых влиятельных людей в американском бизнесе.

— Валентин был нашей последней надеждой. Я ехала к нему, уповая на старое знакомство и на то, что он захочет помочь дочери. И он действительно захотел, Клэри важна для него… Как был и Роберт, — Мариз запнулась.

Алек сжал кулаки до побелевших костяшек.

Кто там говорил, что время лечит? Видимо, это очень долгое и болезненное лечение.

С этой темы хотелось уйти как можно скорее.

— Захотел помочь материально?

— Да… — она откашлялась. — Он даст нам денег в долг, без процентов, но с тем условием, что у него будут пригласительные на все выступления в каждом из городов. И Кларисса должна узнать, что он помог нам. С этим легко разобраться: я проговорюсь, словно невзначай.

— Решил восстановить семейные узы?

— И это нам сейчас как никогда на руку. На эти деньги мы должны создать совершенно новую программу, то, чего мы ещё никогда не делали. Время — до рождественских каникул. Если на премьерном показе в Нью-Йорке не будет ажиотажа, то мы отменяем гастроли, и, боюсь, это будет конец «Феерии».

Алек попытался сделать вид, что не заметил, как к концу фразы голос матери упал до шёпота.

— Но если все получится, то это будет для нас как второе дыхание? Новая программа поможет продержаться, а может даже подняться на новую ступень.

— Возможно, — кивнула Мариз. — Но ты ведь знаешь, что несколько месяцев назад закрылся «Цирк братьев Ринглинг»?

— Конечно. Но дела у них шли плохо ещё с 2016-ого, когда…

— Когда обществу защиты животных удалось заручиться поддержкой мэра и заставить цирк отказаться от «Шоу слонов», которое было их визитной карточкой.

— Но нам раньше не угрожали закрытием по этой причине? — Алек в задумчивости приподнял бровь. — В «Феерии» нет дрессированных слонов или медведей. У нас только один номер с животными.

— Да, один… Твой номер, — Мариз словно спрашивала, понимает ли Алек, какая ответственность на него ложится.

— Мама, — губы растянулись в улыбке. Как и всегда, когда он говорил о своем занятии. — Мы отказались от классической конной акробатики несколько лет назад, сейчас я работаю только со свободными лошадьми. Они мои напарники и мои друзья, а не простые дрессированные животные.

— Вот и покажи это всем, — уголки её губ дрогнули, как будто сопротивляясь улыбке. — Покажи своё мастерство и то, как вы доверяете друг другу.

Алек тяжело вздохнул и, поднявшись с кресла, подошёл к окну.

Осень — самое лучшее время года в Нью-Йорке. Жара уже спала, а липкий холод не успел завладеть улицами. Серые дни, всё ещё слишком пыльные после высоких температур лета, окрашивались в более яркие краски, и кажется, что настроение природы передавалось самому городу, который замедлял свой бег.

Быть в Нью-Йорке в это время удавалось очень редко, если не сказать — вообще никогда. Обычно «Феерия» гастролировала десять месяцев в году и возвращалась лишь в начале зимы, чтобы отдохнуть, поработать над новой программой, выступить в родном городе и вновь отправиться в путешествие.

Но в этот раз судьба распорядилась иначе: вместо выступления Алек стоял в городском кабинете Мариз и разглядывал из окна осенний Нью-Йорк.

— Вообще-то, у меня есть идея, которая может помочь, — Алек отвернулся от окна, за которым всё так же стояла чудесная осень, куда-то спешили жители Нью-Йорка, а солнце радовало тёплыми прикосновениями лучей.

Он ещё никому не говорил о своей затее, так как совсем не был уверен в том, что всё получится. Но это было важно для «Феерии».