Рэйнбоу Роуэлл - Так держать! [litres]

Саймон снова ложится на пол. Я дотягиваюсь рукой до его волос и очень осторожно убираю кудряшки со лба. Он закрывает глаза.

– Я всегда думал, что ты убьешь меня, – говорю я.

– И я тоже, – отвечает он. – Но я старался не думать об этом.

Зарываюсь пальцами в его волосах. Они гуще, чем у меня, и кудрявые, а еще в свете огня переливаются золотом. На щеке у Сноу есть родинка, которую я хотел поцеловать с двенадцати лет. Я так и делаю.

– Как же долго, – говорю я.

– Хмм? – Он приоткрывает глаз.

– Как же долго я хотел это сделать. Практически с момента нашего знакомства…

Сноу снова зажмуривается и невольно улыбается. Я тоже улыбаюсь, но только потому, что он не видит.

– Я думал, это убьет меня.

Меня будит Пенелопа, стягивая одеяло. Я снова им накрываюсь.

– Просыпайся, Агата. Нам пора.

– Я сплю. Поеду позже.

– Нет же, нам пора ехать. Сейчас. Идем.

Я лежу в изножье ее кровати. Мы так и проспали всю ночь, и она все время пинала меня в спину.

– Уходи, Пенелопа.

– Я пытаюсь. Но мне нужно, чтобы ты меня подвезла.

– Куда подвезла? – Я открываю глаза.

– Не могу тебе сказать. Пока. Но скажу.

– В Лондон?

– Нет.

– Пенни, сегодня сочельник. Мне нужно домой.

– Знаю!

Она уже одета. Ее волосы забраны сзади в огромный пушистый хвост, который наверняка стал бы волнистым и красивым, если бы она воспользовалась средствами для ухода. Хоть чем-нибудь. Пусть даже лосьоном для рук. Или кремом для бритья.

– Агата, ты обязательно поедешь домой. Но сперва мне нужно, чтобы ты отвезла меня за город.

– Зачем?

– Это сюрприз?

– Нет.

– Приключение?

– Я еду домой.

Пенни вздыхает:

– Нам нужно помочь Саймону.

Я закрываю глаза и отворачиваюсь от нее.

– Агата? Давай же… Это да или нет? Если нет, то могу я взять твой «вольво»?

Я просыпаюсь на час раньше Сноу.

Сложно не смотреть на него, пока он спит.

Я и раньше это делал – довольно часто, – но думал, что ничего большего никогда не получу. Тогда наблюдение за Сноу было мне утешительным призом.

Я до сих пор не уверен, что между нами происходит. Прошлой ночью мы целовались. И еще утром. Очень долго. Значит ли это, что мы и сегодня займемся тем же? Он даже не понимает, гей ли он. Вздор, конечно. Но Сноу сам по себе – сплошной вздор.

Он лежит на моем диване, а я сижу возле его ног. Сноу перекатывается на подушки, пряча в них лицо.

– Тебе не обязательно следить за мной во сне, – говорит он, – только потому, что мы обнимаемся.

– Только потому, что мы обнимались, – поправляю я. – И я не слежу за тобой, а пытаюсь понять, как тебя разбудить, чтобы ты не направил на меня меч.

– Я уже проснулся, – говорит Сноу, кладя подушку себе на голову.

– Идем. Банс уже в пути.

Он поднимает подушку:

– Что? Зачем?

– Я ей сказал, что у нас появилась новая информация. У нее, кстати, тоже. Решили устроить собрание.

Сноу садится:

– Значит, она просто приедет сюда?

– Да.

– В твой готический особняк?

– Он не готический, а викторианский.

Сноу потирает голову.

– Это ловушка? Ты заманил нас всех сюда, чтобы убить? – спрашивает он с неподдельным подозрением.

– Каким же образом я заманил вас? Ты сам автостопом добрался до моей двери.

– После того, как ты пригласил меня, – парирует Сноу.

– Да. Ты меня подловил. Я злодей. – Я поднимаюсь с кровати. – Увидимся в библиотеке, когда ты приведешь себя в порядок.

Пытаюсь не умчаться из комнаты так, будто сбегаю от Сноу: спокойно покидаю спальню, потом все же мчусь вниз по ступенькам.

Не знаю, чего я ожидал. Чтобы он открыл глаза и, увидев меня, притянул бы к себе, поцеловал своими восхитительными губами и проговорил: «С добрым утром, дорогой»?

Саймон Сноу никогда не скажет мне «дорогой».

Хотя он только что сказал, что мы обнимались…

Дома у нас нет школьной доски, но на кухне у моей мачехи есть гигантская магнитная доска, на которой она отслеживает все уроки и спортивные занятия моих братьев и сестер. Я фотографирую все написанное там на мобильник, потом стираю с доски и снимаю ее со стены.

Моя семилетняя сестра следит за моими действиями.

– Я все расскажу маме, – говорит она.

– Тогда я заблокирую все дымоходы и Санта-Клаус не сможет попасть в дом.

– Здесь слишком много дымоходов, – возражает она.

– Не для меня. Даже не поленюсь потратить на это время.

– Тогда он зайдет через дверь.

– Морделия, не глупи, Санта-Клаус никогда не приходит через дверь. А если вдруг придет, я скажу ему, что он ошибся домом.

Я осторожно проношу доску через кухонную дверь.

– Я все расскажу маме! – кричит мне вслед сестра.

Устанавливаю доску в библиотеке и разбиваю ее на колонки: «Все, что мы знаем» и «Все, чего мы не знаем». В комнату заходит Саймон. Я не обращаю на него внимания.

– Я, конечно, не думаю, что ты предашь нас, – говорит он.

Издаю какой-то звук, жутко похожий на фырканье. Саймон ладонью теребит кудрявую прядь.

– Просто… между нами по-прежнему есть неловкость, да? – (Я все так же игнорирую его.) – В смысле… ты же не сказал… что теперь для тебя все по-другому. А я вот сказал, что не собираюсь убивать тебя.

– Не говорил, – отвечаю я.

– Это подразумевалось.

– Нет.

– Хм, хорошо. – Он прокашливается. – Баз, я не стану тебя убивать. Не стану больше воевать с тобой, ясно?

– Отлично, – говорю я, отступая от доски и любуясь колонками. – Все сразу стало проще.

– Что все?

– Кроули, не знаю. То, что приготовили для меня Семьи. Возможно, я буду тем, кому они прикажут отравить твой коктейль, ведь ты теперь доверяешь мне. Но я могу пообещать, Сноу, что всплакну над твоим телом.

– А может, и нет.

– Хорошо, поплачу в одиночестве, когда придет час.

– Нет, – настойчиво говорит он. – Я серьезно. Нет!

Смотрю на него через плечо:

– Что ты хочешь сказать?

– Нам не обязательно воевать.

– Ты хоть понимаешь, что твой наставник дважды за этот месяц проводил обыск в моем доме?

– Да… то есть нет, я не знал этого, но суть в том, что не я обыскивал твой дом. Что, если, – говорит Сноу, подступая на шаг, – я помогу тебе выяснить, кто убил твою маму, а ты поможешь мне одолеть Тоскливиуса, а потом мы забудем обо всем остальном?

– Обо всем остальном, – повторяю я и разворачиваюсь. – И это сказано про десятилетие коррупции и злоупотребления властью.

– Ты говоришь про Мага?

– Да.

Сноу выглядит обиженным.

– Зря ты так.

– Как мне не говорить о Маге, когда я говорю с Наследником Мага?

– Вот, значит, что ты обо мне думаешь?

– Разве не так ты думаешь о себе? Ах да. Я забыл: ты ведь совсем не думаешь.

Саймон со стоном проводит рукой по волосам: