Надежда Мамаева - Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона

Ее «принесет» слегка озадачило. По наивности полагала, что меня отведут куда-то вниз, где есть бочки с теплой водой.

Я осталась одна. На миг силы покинули меня, и я буквально упала на край расстеленной кровати. Он нее пахло затхлостью и плесенью, балдахин явно претендовал на звание «почетный пылесборник года», но тем не менее перина была мягкой, а постельное белье — чистым.

За окном послышался волчий вой, протяжный и обреченный. Сребророгий, только-только народившийся месяц заглянул в стрельчатое окно. Его свет, чуть приглушенный пламенем трех свечей, неровными узорами лег сквозь решетку на пол.

От созерцания ажура, что соткал на полу месяц, меня оторвал звук ударившей о стену тяжелой двери. На пороге появились сразу несколько служанок. Две несли ведра с водой, от которых шел пар, Ульма же держала в руках корыто. Последнее было торжественно поставлено на пол посередине комнаты. В него тут же выплеснули ведро воды.

Я озадачилась способом помывки, но все оказалось просто: нужно было встать ногами в это самое корыто, затем присесть, намылиться, смыть с себя пену и окатиться вторым ведром воды. Вот такая вот походная ванна. Единственное «но»: мне не дали это сделать в одиночестве. Не то чтобы я сильно смущалась. В старых общежитиях (а пока я училась, комнату пришлось менять раза три) не было отдельных душевых, но все же…

Едва сняла платье, как удостоилась слаженных охов: распухшая лодыжка меркла по сравнению с синюшным плечом, кучей синяков и ссадин, разбросанных по всему телу. Зря Ульма так переживала насчет отметин после обморока — на общем фоне они явно терялись.

Зато мыли меня осторожно. А потом, когда две девушки унесли корыто с водой, я смогла исполнить и вторую свою мечту: поесть. Ужин, что появился сразу после «ванны», оказался сытным и простым: кусок пирога, вяленое мясо и кружка сбитня.

Служанки, поклонившись, ушли, в комнате осталась только Ульма. Она мазала меня заживляющим кремом. Пах он отвратно, зато приятно холодил кожу. А еще у крема был один неоспоримый плюс: втирался он долго, поэтому за лечебным процессом удалось разговорить служанку.

Начала я издалека, посетовала на войну и идущие рука об руку с ней голод и разруху. Ульма вздохнула и поведала весьма интересную вещь. Оказывается, голод и мор грозили жителям Верхнего предела еще до начала войны: с гор, что подпирали облака, начал спускаться ледник. Его жадные языки съедали поля и пашни, обрекая на голодные зимы, которые становились год от года все более лютыми.

А соседи, что жили чуть ниже, в долине, граничившей с горянами, не желали потесниться. Так было при старом кнессе. Но он умер, и на его место пришел Энпарс. Молодой владыка получил свой уряд разрушенным и озлобленным. И тут грянула война с драконами — тварями, что огненными камнями падали с небес, выжигая все окрест.

Лишь кнесс Верхнего предела сумел отстоять свой уряд, спасти жителей. Видя такое, под знамена Энпарса потянулись соседи, до этого гордые и заносчивые. А за ними — и те, кто не граничил напрямую с Верхним пределом.

Равнинники потеснились, и обитатели предгорий смогли спуститься в долины, распахать тучные поля, засеять их зерном. Сейчас Верхний предел — самый большой уряд, и его границы все продолжают шириться. Разрастаются владения Энпарса без междоусобных войн.

— Вот и после вашей свадьбы к уряду кнесса прибудет, — неспешно текла речь Ульмы, пока она втирала крем в мою ногу.

Служанка сама, кажется, не заметила, как рассказала мне о многом. Но на то я и была журналистка, чтобы уметь выразительно слушать. Диктофон, который я под видом амулета, охраняющего от злых духов, вновь надела на шею после омовения, усердно работал, записывая каждое слово.

В моей голове все крутились слова чернокнижника про оружие, которым были побеждены драконы. «Самое честное, благородное и исключительно кнесское. Только одноразовое», — так заявил мой несостоявшийся убийца, прежде чем исчезнуть. А что может быть самым кнесским, если не…

— Сколько побед одержал Энпарс над драконами? — перебила я Ульму, вещавшую о том, какой их кнесс замечательный и как хорошо живется при нем горянам.

— Восемь. — Кажется, служанка обиделась. Причем вовсе не из-за того, что я ее перебила, а потому, что не знала известного всем.

— А сколько кнессов отдали ему свои печати? — вновь спросила я.

— Семь, — уже чуть медленнее протянула Ульма, словно сомневаясь в моем уме.

Меня так и подмывало задать главный вопрос: а можно ли с помощью печати убить дракона? Но, если озвучу его сейчас, готова биться об заклад, что об этих моих вопросах служанка обязательно доложит Энпарсу.

Ульма уже заплетала мне косы, когда я незаметно выключила диктофон, нащупав кнопку под нательной рубахой. Мне надо было хорошо все обдумать.

А еще без оружия я чувствовала себя неуютно. Хоть что-то самое завалящее… Но у меня отняли даже кинжал. Хотя… попытка не пытка.

— Могут ли мне вернуть кинжал, который забрали стражи? Он — единственная память об отце! — Я состроила самое жалостливое выражение лица.

Ульма поджала губы, но все же обронила: «Если владыка позволит», — и удалилась.

Выпроводив служанку, я легла. Но в горизонтальном положении мозги растекались, а сон, наоборот, активизировался. Так дело не пойдет! Откинув одеяло, встала. Потом моя нежно любимая и обожаемая паранойя нашептала, что кто-то может следить за мной в замочную скважину. Я решила задобрить свою шизу и свернулась на постели, изобразив подобие спящей. Потом снова встала.

Чувство тревоги не покидало. Я знала, что лучше всего успокоит не таблетка и даже не жидкость для снятия стресса, что плещется в бутылках с маркировкой сорок градусов. Нет. Вернейшее средство для умиротворения — кинжал, который отобрали на входе. Только клинок дарил мне — успокоение, а моим врагам — возможность упокоения.

Пока же я кончиками пальцев нервно выстукивала дробь по подоконнику. А если женщина на нервах, даже жнецам смерти лучше отойти в сторонку и не заслонять собой ее цель. Моей задачей стало вернуть кинжал. За этим я и пошла. На цыпочках подкралась к двери, налегла на нее. Та хоть и с неохотой, но подалась и заскрипела бы, если бы я не успела ее остановить.

Вышла из спальни, тихонько двинулась вниз. Я так увлеклась, прислушиваясь к шорохам и шепоткам уснувшего замка, что спустилась на этаж ниже, в подземелья, где царили сырость и спертый воздух. Уже хотела уйти, даже развернулась, когда услышала разговор. Невнятный. Ведомая журналистским чутьем, направилась на звук. Не зря.

— Оставьте нас, — приказал властный женский голос.

— Владыка не велел от него отлучаться, — нехотя возразил бас.

— Ты. Перечишь. Мне? Советнице кнесса? — Она говорила, словно клеймо выжигала: четко и точно припечатывая каждое слово, как раскаленное тавро.