Дарья Абрамова - Заклинатель кисти [СИ]

Шли годы, и, спустя несколько лет моего пребывания в доме, Ниур заявил, что уходит на поиски Врат, примерное местонахождение которых смог, наконец, вычислить. Унис, никогда обыкновенно не ругавшаяся с ним, и на этот раз не начала возмущаться: хуже того, она вообще ничего не сказала, от нее не послышалось даже прежних редких подколов в духе «Снова в своих свитках вычитал всякую чушь?» Я никогда не понимал, что творилось у той женщины в голове… и, похоже, больше уже не узнаю. Интересно, ее отец, великий заклинатель кисти Ниир, тоже был таким же странным? Рюу тогда в городе не было, да только сомневаюсь, что он бы в противном случае смог бы отговорить Ниура — если мастеру что-то взбрело в голову, тот всегда шел напролом, и ничто не могло его переубедить.

В тот день Унис сказала, что они с Униром остались теперь вдвоем, и меня это, сказать по правде, ранило, однако я все равно продолжал любить их обоих так, как некогда желал любить свою погибшую семью, отвергшую меня. Ничто не сможет стереть из моей памяти те счастливые дни, которые мы проводили вместе. Как Унис наносила на мои пятна травяную мазь, говоря из раза в раз, что она поможет. Как Ниур заставлял меня смотреть на свое лицо в зеркало, утверждая, что я должен принять себя таким, какой есть, а иначе творить заклинания особо не выйдет, ибо истинная сила заклинателей кисти заключается в вере в себя. Как Унир рассказывал мне, когда родителей не было дома, о монстрах, которых в ночи рождала его богатая фантазия и странные гравюры учителя с чудовищами.

Унис долго болела и умерла одной зимней ночью. Мы с Униром помогали ей с заказами и лечением как могли, но ничто неспособно было вылечить женщину — все врачи лишь качали головами да разводили руками, предлагая малоэффективные лекарства, чтобы хоть немного облегчить страдания. Более того, от Ниура уже много лет не было ни весточки, что только ухудшало ситуацию и общее настроение. Меня в ту ночь не было дома, и Унир, спавший рядом с матерью на расстеленном матрасе, нашел ее в таком состоянии уже ранним утром — женщина лежала на боку и смотрела на него неживым взглядом. Увиденное настолько потрясло юношу, что якобы призрак матери начал время от времени являться к нему по ночам. Я пытался образумить и успокоить сводного родича, говоря, что все это не более чем чувство вины да грусть потери, но не похоже, чтобы он слушал меня.

Похоронив Унис, Унир принялся дольше сидеть за рисованием, оттачивая технику, однако по эмоциональной части его работы так далеко и не продвинулись, оставаясь… по большей части безжизненными. Красивыми, но неживыми. Как мастерски сделанная кукла — одни найдут ее очаровательной, а другие наоборот зловещей. Одни заказчики были очень довольны результатами его работы, другие же приходили в ярость, и последнее вводило Унира в отчаяние, хотя он всеми силами старался не выказывать этого. Я же перестал рисовать гравюры, принявшись использовать силу кисти только для сокрытия пятен на лице и для того, чтобы очаровывать особо упертых мужчин и женщин. Кутить, играть в азартные игры да получать деньги от любовников и любовниц у меня получается куда лучше, чем рисовать, хотя Унир и утверждает обратное… однако, по сравнению со мной, он гений, который с годами, думаю, сможет сравниться или даже превзойти мастерство своего отца. А я же… ха… все, что нормально могу — только лицо себе рисовать, подстраховывать лестные речи в адрес очередной красавицы да всякие огненные заклинания творить. Неудивительно, что в один прекрасный момент Унир, сытый всем этим по горло, взял и выставил меня за дверь. Я его не виню… даже не обижен. Ну, разве что самую чуточку. Настолько чуточку, что спустя пару месяцев так ни разу и не свиделся с ним и не разузнал, как идут дела у сводного родича… Эх, ладно, все-таки я серьезно на него обижен. Нехорошо вот так просто выставлять своего старшего брата без гроша в кармане… пускай я ему, правда, не особо-то и старший брат. Повезло, что в то время Рюу вернулся в город: я даже, ночевавший то в одной гостинице, то в другой, не успел полностью растранжирить деньги, полученные от одного богатого любовника, однако со мной особо не задержавшегося — моя любовь к ним эфемерна, и не имею привычки оставаться надолго в их постелях. Вдвойне повезло еще с тем, что слуга принес с собой целый мешок с серебряными монетами! На них мы смогли купить достойный дом: конечно, не хоромы аристократов, но побольше чем то, где я жил с Униром. Рюу, узнав о смерти Унис и нашей ссоре, изъявил желание помирить меня со сводным родичем, но отказался… из вредности, наверное. Да и вообще! Почему это я должен идти к нему мириться?! Он меня выставил за дверь! Не сделал я ничего настолько плохого, чтобы оказаться в таком положении! Рюу на мои аргументы вздохнул и назвал меня и Унира детьми малыми. Я вовсе на слугу за такое не обиделся!.. совсем нет! Ни капельки!

После своего последнего возвращения Рюу решил остаться со мной, сказав, что в городе назревает нечто странное и заинтересовавшее его. Вот только оно-то все зреет да зреет, да слуга ничего мне толком не объясняет, и в столице как была тишь да гладь, так она и осталась. Не считая, конечно, преступников, снующих в ночи, и карманников с шарлатанами при свете дня, но это — обычное дело.

Сегодня — в этот безоблачный весенний день — мы решили посетить могилу Унис: я-то хожу к ней раз в две недели (даже кладбищенский сторож меня уже знает — хороший старикан, да только угрюмый слишком), но Рюу за все время не был там ни разу, сначала странствуя, а потом захваченный вихрем бытовых дел в виде покупки дома и наведения там уюта. Однако до того, как пойти на кладбище, мы остановились выпить чаю в небольшом чайном домике близ реки. Скромное заведение с миниатюрной кухонкой, парой шкафов с закусками да семью крупными столами, за которыми кроме нас в такой ранний час никого не было. Однако я все равно решил наложить на лицо чары, дабы не привлекать лишнего внимания.

Рюу сидел и прихлебывал свой чай, а я задумчиво глядел на него — красивого, мускулистого, так и не постаревшего за все эти годы… вот только была одна вещь, раздражавшая меня…

— Сбрей усы, они тебе не идут. Гадкие и тоненькие, как два угря.

Рюу глянул на меня и усмехнулся.

— Когда я дракон, у меня тоже есть усы.

— Те усы милые, а эти — нет, — демонстративно надул я губы, словно дитя малое, однако, как показал опыт, этот капризный жест отлично работает.

Рюу обреченно вздохнул.

— Подумаю над этим…

Я усмехнулся и пригубил чашку-пиалу с чаем. Бабка, хозяйка заведения, ютилась на кухонке и не обращала на наши разговоры никакого внимания. Более никого помимо нее в заведении из работников не было, хотя ранее время от времени видывал какую-то девушку (может, ее дочка?), которая помогает старушке в часы, когда клиентов много. Мы с Рюу молчали: он о чем-то думал, а я любовался им. До недавнего времени наши отношения были исключительно дружескими, однако, когда мы купили общий дом, меня отчего-то так и стало тянуть к нему. Забавно, но обыкновенно недоступный, как величавая крепость, дракон ответил на мои чувства взаимностью. Для меня наши нынешние отношения — не просто игра, как со всеми прошлыми любовниками и любовницами, а нечто куда большее… хотя признаюсь, в постели он для меня крупноват — потом утром все болит.