Альма Либрем - Каена

Мужчина слабо кивнул. Казалось, смысл слов доходил до него постепенно, но он не стал отрицать.

Просека вела к границе. Теперь, хотя Рэн и говорил прежде, что им было безумно далеко до Златого Леса, Шэрра прекрасно знала, что именно таится там, за особенно резким поворотом. Человека окутает и вышвырнет древняя иллюзия, выстроенная теми, кто жил задолго до Роларэна. Эльфа…

Эльфа пропустит.

Шэрра посмотрела на Рэна. И его бы пропустило, с нею или без неё, и девушка прекрасно знала об этом.

— Вечные не предают? — переспросила она, словно желая в чём-то удостовериться.

— Вечные не предают, — согласно кивнул Роларэн. — Мне нужно её доверие. Ты прекрасно знаешь об этом.

— Знаю, — согласилась Шэрра. — Знаю — потому и иду за тобой. Только для того, чтобы это всё-таки когда-то закончилось.

Рэн опустил голову.

— Ты не предаёшь, — повторила она шёпотом. — И я тебе верю. Пойду за тобой. Даже если это закончится смертью — я всё равно иду…

Он зажмурился, будто бы пытался понять, зачем она произнесла последнюю фразу. В глазах его медленно темнела, чернела яркая, сочная трава — рождались зелёные, такие мёртвые изумруды…

— Пойдём, — уверенно промолвил он, сжимая её ладонь. Во второй руке осталась палица. Исцеляющая магия его скользила по её рукам — чтобы Каена не узнала? Чтобы не было ещё одного долга?

— Пойдём.

Дорожка казалась невообразимо короткой. Шэрра ступала по ней быстрыми, широкими шагами, понимая, что должна будет отпустить его руку, как только они минут границу.

Искривление пространства светилось впереди.

Он посмотрел на тонкую линию границы и прошептал:

— Эльфы там, у себя дома, становятся в разы сильнее. Моя магия приумножится. И ты должна научиться отличать правду от игры, Шэрра. Иначе ты так и не сумеешь выбраться отсюда.

— Я научусь, — ответила она. — Вечные не предают. Что бы ты потом не сказал — Вечные не предают.

— Я не пойду к ней пленником, — уверенно промолвил Роларэн.

— Гостем?

— Нет, — возразил Рэн. — Я — последний Вечный Златого Леса. И к королеве Каене я отправлюсь так, как полагается вечному. Даже если для этого… — он умолк. — Шэрра, что бы ни случилось. Вечные не предают. Вечность не прощает. Грехи слишком тяжелы для наших птичьих костей.

Она повернулась к нему. Посмотрела в глаза.

— Я — не вечная, — ответила наконец-то Шэрра. — У меня нет Златого Дерева — у меня нет души.

— Твоя душа бьётся там, где у человечества — их прогнившее сердце. Твоя сила всегда с тобой, — уверенно ответил Роларэн. — С этого начинался Златой Лес. Это его последний дар тебе. Новая жизнь, в которой не будет Златых Деревьев. Я стану сильнее. Помни об этом. Помни.

Шэрра кивнула.

Вечному место в Златом Лесу. Он станет сильнее.

Если она — то, о чём он говорит, — она сможет. Она выживет. Даже если все на свете — и в первую очередь королева Каена, жаждавшая мщения, — будут против, она обязательно выживет. Что б они ни говорили.

Девушка расправила плечи и закрыла глаза, пытаясь собраться с силами. Роларэн окутал иллюзией палицу Каены, заставляя её превратиться в тонкую цепочку у него на шее. Шэрра знала, что она неимоверно жгла его кожу.

Знала — и не желала об этом думать.

Он протянул руку — и израненная ладонь коснулась становящейся материальной границы. И поворот дороги растворился в пустоте, обращаясь неровными рядами погнутых, больны, мёртвых изнутри Златых Деревьев…

Год 120 правления Каены Первой

Златой Лес был мёртв. Там, снаружи, красовалась весна — здесь были только опавшие Златые Листья, лежавшие у них под ногами мёртвыми душами эльфов. И Роларэн, такой встревоженный, такой… живой покойник там, за гранью, переступив черту, расправил плечи и без презрения, без восторга, но с бессменной уверенностью посмотрел вперёд.

Прежде его сковывали невидимые цепи. Сейчас цепь осталась всего одна — она жгла его кожу, по воротнику стекали капли крови.

Он повернулся к Шэрре, коротко ободряюще улыбнулся, словно это могло помочь, а потом зашагал вперёд, быстро — быстрее, чем ходил в человеческом мире.

— Не отставай, — промолвил он. — Не отставай, смертная.

Она почувствовала, как её пронзает шоком. Смертная. Бессменно мёртвая, бессменно — пленница королевы Каены. Вечные не предают. Вечные не могут признать кого-то смертного выше себя. А сколько б королева Каена не выпивала из мужской страсти их жизни, она не получит бессмертие. Долгую жизнь, полную магии, за которую приходится рассчитываться ворованными годами, но только не то, что бьётся в крови Роларэна вечным, бессменным потоком. Не то, что он, сколько б ни желал, никогда не прервёт — как знак чести Вечного. Эльфа, получившего своё право властвовать тогда, когда все остальные давно уже сдались.

Его шаги становились всё быстрее. Златой Лес послушно стелился под ногами. Но Роларэн не останавливался. Он вошёл в роль; он ушёл отсюда поверженным пленником, но возвращался хозяином, возвращался королём.

Шэрра помнила, как во время их долгой дороги домой спросила Роларэна, почему Каена стала королевой — ведь она не царственных кровей. Рэн ответил просто — вышла замуж. Утром они нашли покойного короля; но ведь он не был Вечным, а какая разница, кто из смертных будет руководить осколками королевства? Каена была, сказал он, из знатного рода, и отец у неё — очень влиятелен. Они не стали спорить, потому что королева могла умереть, не родив ребёнка — Роларэн прошептал, что она бесплодна, в следствие детской болезни, в следствие собственной ненависти, скопившейся в её мёртвой душе, — и тогда линия наследования поднялась бы вверх, к её отцу и к её матери. Тогда Вечный бы возглавил Златой Лес — и у него, полагали эльфы, могли быть бессмертные дети.

Королева Каена сделала всё, чтобы имя её отца стёрли из истории. Не потому, что она его ненавидела. Она слишком его любила, чтобы позволить на светлого, прекрасного Вечного обрушить обвинение в её собственной гнили.

У королевы, помнила Шэрра, было Златое дерево, её, личное — и она родилась смертной. У дочери Роларэна тоже. А это означало, что душа у них есть, они не пустые копии. У них есть шанс на лучшую жизнь. Даже у такого существа, как Каена… Шанс был.

Рэн сказал, что Каена воскресила воспоминание о собственном отце в тот день, когда он пересёк границу Златого Леса. Вознесла имя того, что однажды не позволил своему ребёнку умереть. Вознесла неслышным шёпотом над всеми деревьями, полными мёртвых душ. Особи королевской крови — неприкосновенны, даже если в них той крови — одни капли, повторял он раз за разом, и это звучало дико и страшно.

Они зашли уже довольно далеко. Тишина дороги поражала; Шэрре казалось, словно весь Златой Лес уснул, умер — не мог же он столько времени держаться без своего последнего Вечного…