Григорий Давыдов - Дети Горного Клана

- Всё? - неожиданно прохрипел полумёртвый.

- Всё.

И рангун выдал, почти не думая:

- Обещать сохранить жизнь госпожа Муп. Не делать её плохое. Обещать...

Клыкастый обернулся, лишь сейчас вспомнив о том, что там, в полутьме, вжимаясь в стену какого-то дома, дрожит, глядя в никуда, та высокопоставленная рангунка... И вновь повернувшись к глядящему на него с надеждой телохранителю, кивнул:

- Обещаю.

Рангун улыбнулся, и отвёл взгляд вверх, на небо. Этой немой улыбкой он сказал много больше, чем мог бы сказать словами. Он так и умер, улыбаясь.

А Клыкастый, вынув из его тела клинок, вытер его о собственные штаны, которые и так были измазаны кровью в районе бедра, и впервые за долгое время обратился к Предкам: «Слышите меня? А, неважно. Если слышите, то прошу: не гневайтесь на него за то, что пытался убить сына Горного Клана. И не мешайте ему попасть в небесные чертоги. Он делал так, как должно. О большем не прошу». Но молчание было ему ответом. Если его и услышали, то решили никак не реагировать. Что ж. Пусть будет так.

Горец, хромая, прошаркал ногой, держась за окровавленную рану, к тут же навострившей ушки женщине. Та встрепенулась, вскакивая, и замотала головой:

- Кто это?! Таш?! Это ты, Таш?! Ответь!

Клыкастый остановился почти перед самым носом рангунки и ухмыльнулся: да она зажмурилась от страха!

- Таша нет. - буркнул, не переставая улыбаться, горец, и Муп, застыв, раскрыла украшенные пышными ресницами глаза и уставилась прямо на него, но таким взглядом, что становилось ясно: аристократка окончательно покинула испуганную и взбешённую рангунку.

Уже спустя секунду, рыча, она бросилась вперёд, размахивая кулачками. Клыкастый спокойно отступил в сторону, пропуская её мимо и ставя подножку. Высокопоставленная аристократка с громким воплем полетела на землю, но почти сразу же вскочила на четвереньки, в ужасе оглядываясь и создавая полное впечатление зверя, или, если точнее, зверька, маленького и беззащитного, которого шпынять можно без остановки - и ничего тебе от этого не будет. Но разве Клыкастый хоть в одной из своих жизней был живодёром?

Потому он не стал издеваться над бедняжкой. Но и сюсюкаться с ней тоже не собирался. Она ему спокойно вернуться назад не даст: будет царапаться, кусаться, а ему это надо?

Так что горец, подойдя к зашипевшей рангунке, аккуратно и почти по-отечески отправил её в дивный сон точным ударом кулака в лицо.

Завывающий ветер и спокойный хрип лошадей не мог приглушить урчание живота в желудке Врана. Если полпути назад он ещё мог это терпеть, то теперь урчание стало совсем невыносимым. И потому, пересилив своё достоинство, он пришпорил недовольно храпнувшую лошадь и нагнал насвистывающего себе что-то под нос Вангуша, буркнув:

- Поесть надо.

Мужчина покосился недовольно на горца и коротко бросил:

- Нет.

- Что значит «нет»?!

- То и значит. Охотиться в этих местах не будем ни при каких условиях. Терпи до места прибытия, с собой поесть мы ничего не захватили.

- Так ты сам гнал из города со всех ног! - возмутился Вран, и лошадь, поводья которой он случайно натянул, поддержала его недовольным ржанием.

- А кто виноват? - смешливо пожал плечами Вангуш. - Сам переполох в Атракте устроил. Вот и терпи теперь. Оглянись, олух. Видишь хоть одну птицу? Щебетание слышишь? Они здесь не летают вовсе. Как думаешь, станут ли птицы избегать добрых мест?

Повинуясь совету спутника, Вран огляделся. А ведь действительно. Всё это время он так был занят мыслями о еде, что и не заметил: дорога как таковая исчезла, а цокот копыт давно превратился в неприятное чавканье по болотной грязи. Растений почти не было видно аж до самого горизонта: из тех, что умудрились вырасти в практически мёртвой почве, самые пышные не достигали в высоту и двух пальцев, пожелтели и вряд ли были способны дать жизнь собственному потомству. Земля во многих местах вспухла, образуя кривые, похожие на язвы бугры, вот-вот готовые лопнуть, обдавая болото зловонной жижей.

Словно в прострации, не отрывая взора от страшной картины, Вран медленно протянул:

- Что это за места...

Вангуш с самодовольным видом кивнул:

- Оценил, значит. У многих бывает подобная реакция. Это ты ещё местных не видел! - Поглядев в переполненные непониманием глаза юноши, Вангуш засмеялся и махнул рукой: - Ничего, скоро познакомишься.

- Местные?.. - нахмурил лоб Вран, но его больше не удостаивали вниманием, и юноша решил не надоедать расспросами.

Чем дальше они ехали - тем больше у горца складывалось впечатление, словно он вновь оказался в Чародейском Лесу. И никакого внешнего сходства не было и в помине - нет! Но воздух... Густой, пропитанный чем-то... магическим. Но в отличие от Леса эти места были пропитаны плохой магией, прогнившей и склизкой. Зачем они вообще здесь? Вангуш молчит. И по нему не похоже, чтобы он вообще хоть о чём-то переживал: едет себе и едет, насвистывая знатно поднадоевшую за время пути мелодию.

Вангуш заговорил лишь когда стали сгущаться сумерки. Он облизал палец, подставляя его ветру, и обернулся к плетущемуся позади Врану:

- До нужного нам места осталось несколько часов, но ночь переждать придётся. Есть тут одно место. Там будет безопасно... По крайней мере, безопаснее, чем тут.

Вран пожал плечами и кивнул. Что ж - безопаснее, так безопаснее. Отчего то ему не очень хотелось встречаться с теми, кто умудрился прижиться в подобных местах. Вряд ли такие существа знают хоть что-то о дружелюбии.

Они проехали ещё совсем немного, когда кромешная ночь охватила округу. Причём наступила она так внезапно, что горец дёрнулся от неожиданности. Не может так наступать ночь, неправильно это!

Ехавший впереди Вангуш обернулся к волнующемуся спутнику не без ухмылки:

- Не елозь в седле, лошадь пугаешь. Ничего, ещё обвыкнешься. А вообще, правильно мыслишь. Что-то мы задержались... Ну да ничего! Вон то место, впереди. Его пока что не видно, но можешь мне верить.

Вран присмотрелся, сощурив глаза. А ведь действительно. Впереди виднелся покошенный частокол какого-то селения: деревни, кажется. И частокол, надо сказать, был отлично виден. Горец напряжённо посмотрел на пришпорившего коня и перешедшего в рысь Вангуша. Заметил ли он его глаза, наверняка изменившиеся и приспособившие его зрение к ночной тьме? Вряд ли. Иначе бы стал задавать вопросы. Что этот мужчина вообще знает о нём? То, что он из Горного Клана. Кое-что Вран также рассказал своему новому знакомому за время пути. О том, как попал в рабство, например. Но умолчал об опытах, которые устраивал на нём маг Сагер, имя которого навсегда вырезалось в его памяти остро заточенным лезвием - зачем тому, кто ненавидит магов, знать про хранящиеся в теле Врана магические извращения? Умолчал о Коте и Агнесс. Про найденный в Чародейском Лесу старинный замок рассказать пришлось - иначе объяснить откуда у него такое богатство в заплечном мешке, не получилось бы. Но про свою собачку говорить не стал - мало ли. Вообще, добрую половину всей истории Вран скрыл, и не потому что не доверял Вангушу. А потому что не доверял никому.