Юлия Рудышина - Кащеева наука

– Скажи, а сестренка твоя вид прежний принимает без клыков да жала змеиного? – вдруг спросил Иван, про которого я уже и забыла, думая, что он зачарованный сидит и толку с него не будет. – Если нечистики могут вид менять да колдовать, то почему только бабку погань эта чарует? К тому же… сама говоришь, бабка твоя силой ведает, казалось бы, травнице да знахарке несложно было б распознать во внучке упыря?

А Яська и дернулась, да как метнется в сторону, а изо рта ее жало змеиное, а губищи налились, покраснели, гляжу – зубы в два ряда, да острые, что ножи! Кожа посерела, тени вкруг глаз пролегли… вот погань!

Я опрометью к ней бросилась, загодя приготовленные травы в пасть ее швырнув. Зашипела, завыла упырица, а из-за занавески бабка выскочила – и такая же бледная да красноглазая, с жалом заместо языка да клыками вострючими.

– Аленка! – Иван меня отбросил, меч свой из ножен вынимая. Сталь у него на клинке заговоренная была, с примесью серебра – а этого любая нечисть боится, ковал оружие царскому сыну сам великий кузнец Сварожич, и пламя, из которого меч сей вышел, – священное, погибельное для всех тварей, что родом из Нави, для всех, кто на границе меж мирами застрял. Не устояли упыри против заговоренного клинка, дымясь и шипя, рассыпались прахом, оставив после себя запах гниющей плоти и погоста, вонь болот да свежей крови.

– Вот и все… – тихо сказала я, на лавку почти упав – ноги едва держали.

– Не все… В окно поглядите… – Куколка Василисина на столе стояла, глядя в стылую приграничную ночь.

А там… там полчище целое мертвяков из-за елок показалось.

– Черти круг! – Гоня Ивану в рукав вцепилась. – Соль сыпь везде!

Он заготовленную заранее соль достал да дрожащей рукой сыпанул – под порог, окно, по-над стенами, чтобы в дом нечистики не прорвались.

А они хрипели, стонали, щелкали зубами да выли на разные голоса, окружая лесную избушку.

– Мы в гнездовье упырей попали… – Иван от чар окончательно очнулся, хмурился, держа меч наготове. – Как теперь выбираться?

– Никак, – буркнула Гоня, – до утра мы из дома не выйдем – разорвут мигом, ты погляди, сколько их! Тьма-тьмущая!

И правда, из-за елок все больше и больше нечистых выползало. Вот и сестренка, видать, Яськина… Махонькая, белолицая, только вот румянца нет на щечках да глазенки слишком красные. Ежели б не это – кто б не пожалел? А упырица того и ждет, выскочила к окошку, плачет-стонет, мол, пустите в избу, спасите от нечисти!

Я от окна отошла, чтобы не видеть мертвяков, но вой их несся по-над темными небесами, то и дело визги слышались да треск стоял, словно бы деревья ломал кто.

– Так и будем сидеть?..

– А ничего другого нам не остается… – Иван меч у ног положил, устраиваясь на старой шкуре у очага. – В дом они не зайдут – ты охранительный круг сделала. Остается ждать рассвета. Солнце тварей прогонит, а мы дальше пойдем. Главное, успеть выбраться из гиблого места, но за дневной переход должны мы до светлого берендеева леса добраться, Яга говорила, они нам не враги, что бы ни померещилось…

– Сказка Баюна жуткая была – жаль этих оборотней. – Я рядом попыталась устроиться, хотя вздрагивала от каждого крика за стенами избы.

– Ты их раньше времени не жалей, – пробурчала куколка. – Яську вона уже пожалели!

– Кто ж знал, что она…

– Тебя же учили мертвяков да нечистых распознавать! Али что глаза застило?..

Застило… Я отвернулась в сторону догорающих в очаге поленьев. Ревность проклятая. И Иван, наверное, это понял.

– Все хорошо будет… – Иван меня уложил на шкуры, плащом своим накрыл, а руку вместо подушки под щеку подсунул. – Попробуй поспать, не тронут нас, не тронут.

Под вытье да вопли нечистиков спалось плохо, постоянно казалось, что кто-то из упырей в окно лезет али тенью по потолку ползет. А то виделось, что я в лесу стою, у старой сосны, чьи корни змеятся по воняющей болотной жижей земле, а по корням этим ползет сестренка Яси – махонькая, кости торчат, порвав тонкую кожу, а из алых глаз кровь течет. И хныкает упырица, стонет-завывает, когтистыми ручонками ко мне тянется, чтобы горло порвать да кровь всю выпить…

Проснулась я от своего же крика. Задыхаясь, села на шкурах, сердце вот-вот из груди выпрыгнет. По земляному полу скользят лучики солнечные, несмело так, осторожно, словно не решаются проклятый лес нечистиков побеспокоить.

Рассвело.

И упыри исчезли.

Когда мы наскоро собрались да вышли из избы, вокруг нее не было уже никаких следов навий проклятых – расстилался ковер зеленой травы, и была она нетронута, словно и не скакали ночью здесь сестра Яськина да другие мертвяки. Откуда же их столько? Неужто все селение, о котором навка говорила, стали упырями? Как помочь им?..

– Ничем не поможешь тут, – Гоня мои мысли снова, видать, читать принялась, – айда поскорее к берендеям, они нам путь к реке Смородине укажут – вот и конец пути.

– Не конец, а только начало, – вздохнула я, – никто не знает, что там, в теремах Кащеевых, ждет нас, какой тать его да девиц украл… А помочь мы должны. Нельзя оставлять гнездовье. Иван, ты что думаешь?

– Права ты. Пока день светлый, спят мертвяки, и погляди, осины сколько… – Он усмехнулся. – Колов немало надобно, стругать некогда, палок наломаю, да пойдем искать, где схоронились нечистики.

– Некогда нам с упырями… – начала было Гоня, но под моим недовольным взглядом умолкла, хотя весь вид ее говорил о том, что благородство наше ей поперек горла встало уже.

Пещеру с кучей упырей, которые сейчас казались просто синюшными мертвецами с искаженными лицами и серными трупными пятнами по бледной коже, нашли быстро – Иван после того, как двоедушником стал, обрел удивительную способность находить нелюдей. Принюхался лишь, да и пошел в сторону бурелома – поваленные деревья там громоздились почти до середины высоких сосен, а чуть левее гора начиналась, так вот в ней и обнаружился разлом, где от света упыри прятались.

Я как зашла внутрь, так и замерла – сколько же их! Насчитала больше двух дюжин – видать, и правда то селение извели нечистики, жаль людей, да ничем больше не поможешь, разве что с помощью кола осинового упокоить их да души отпустить.

Этим Иван и занялся – только и слышался хруст ломаемых ребер, когда царевич колами орудовал. Оказалось, и одним бы обошелся – едва мертвяка пронзал он, как тот пылью, пеплом черным рассыпался, ничего после него не оставалось.

Но вот заметила я, как из черной пыли, что устилала сейчас каменный пол пещеры, стали подниматься зеленые огоньки. Ненадолго застывали они возле лица царевича, касались его щеки, а потом улетали прочь. Видимо, это были души несчастных.

– А теперь айда в дорогу, времени мало… – пробурчала Гоня, едва Иван встромил кол в последнего упыря. Это была сестренка Ясина, и такой хрупкой и невинной казалась она в посмертии, что не только у меня слезы выступили – гляжу, Иван отвернулся, чтобы мы с куколкой не заметили, что он плачет. Да только не нужно было стыдиться этого.