Юлия Рудышина - Кащеева наука

И вот когда услышал Иван мой крик, в тот же миг и очнулся. Глаза человеческие стали, когти втянулись, клыки исчезли…

– Прости, – шепчет.

А лес волшебный вокруг шумит приветственно да весело, и нет больше жути, нет страха, и зелень не гиблая вокруг, не болотистая, а по-весеннему малахитовая, и ягодами сладко так пахнет, как в обычном лесу.

Я молча улыбнулась Ивану – мол, хорошо все, не сержусь. А он нахмурился, глядит на мою руку, видно, что переживает.

– Айда к кострам нашим, – поднялся с земли медведь-оборотень, – угощу вас медовухой, ягодником, кашей да пирогами. Силен ты, чудо-юдо, сильнее меня, а я вожак племени берендеев, прежде в этом лесу никого не бывало, кто победить меня бы смог. Будьте же гостями у костра моего, в избе моей, берлоге медвежьей.

Иван земной поклон сделал, взял меня за руку, и ладонь его была горячая, родная. Улыбнулась я и пошла рядом с ним в глубь чащи, вслед за колдуном.

Огни зеленые в воздухе вспыхнули, дивными звездами на папоротники осыпались, и заискрились травы, заиграли изумрудно-золотыми бликами, а земляника заблестела рубинами, черника агатом показалась дивным.

Лес волшебный раскрывался перед нами, словно чудесная сказочная шкатулка с самоцветами, раскрывался и показывал все свои тайны и чары. Дивно, хорошо, радостно на душе было, усилился запах костров и мясной похлебки, защебетали птахи лесные, приветствуя гостей леса берендеева.

Костры – выше человека – ярко горели на огромных еланях, освещая сгустившуюся тьму. А она черной смолою растекалась по травам, наползая из оврагов. И казалось, что с тьмою вместе приходят в лес жути всякие, страхолюдины да чудища. Я на Ивана глянула – рогатый да лохматый, под стать берендею, что вел нас к кострам, он был страшнее любого порождения Нави, только вот отчего-то не пугал он меня больше, а поначалу и спать боялась – вдруг как вторая душа верх возьмет, да и превратится царевич в зверя лютого?..

Меж тем берендеи нас встретили приветливо – провели к возвышению, что из бревен поставлено было посреди поляны, неподалеку от самого большого костра, но искры оттуда до нас не долетали, хотя жаром все дышало и согревало. Настоем трав диких поили нас с царевичем, слышна была там мелисса, мята, кислинка ягод – клюквы да брусники, а еще отчетливо ощущалась сладость меда.

Успокаивалась я, отогревалась.

Вот что удивительно – женщин на елани не было, одни парни да старики. Все в льняных рубахах, простых штанах, дохах заячьих, онучах, все с отросшими ниже плеч волосами, схваченными тесемками алыми, взгляды у всех дикие, настороженные, как у зверей лесных. Все делом заняты – кто кострами, кто косулю потрошит, кто воду таскает, а чуть дальше, среди березовой рощи, раскинувшейся возле речки, видны землянки под дерновыми крышами, за травой высокой почти не видать ничего.

– Куда ваш путь лежит? – Давешний знакомец, с которым дрался Иван, сел на поваленное бревно рядом с нами, предложив царевичу медовухи. Тот принюхался, совсем как зверь, и лишь потом сделал первый небольшой глоток. За ним последовали два больших, и я недовольно нахмурилась. Он заметил мой взгляд и отставил чашу – видать, понимал, что хмелеть двоедушнику опасно. Никто не знает, какая вторая душа – вдруг при жизни была она злой да пакостной?

– Путь наш – в Навь проклятую, – ответил Иван, – надобно нам Кащея найти.

– Душегубу там самое место! – сплюнул берендей. – А вы сгинете, и косточек никто не найдет! Сын мой старший ходил в Моровую топь, так едва Калинов мост миновал, так и пропал… говорят, не умер, а неупокоенным умертвием бродит болотами да чащобами. Страшное место, живым там делать нечего…

– А Аленка у нас ведьмарка темная, – отозвался Иван, – от любой беды, любого морока убережет, в наставниках у нее сам Кащей был прежде, а то, что злыдень он, так про то забыть нужно. Есть беда похлеще – Василиса сказывала, Навь в мир людей рвется, прореха на границе образовалась, и коли не залатать ее – так бездна хлынет моровым поветрием. Много тогда сгинет люду… Трясовицы да лихорадки, короста злая – пакостные болезни всяческие в Яви будут кружить вороньем черным, людей изводить, целыми селениями мор косить людей станет, и живые мертвым будут завидовать да сами в петлю лезть али в речку топиться, чтобы только не мучиться язвами да кровавым потом…

– И неужто нет сильных волшебников, чтобы справиться с бедой этой? – Берендей на огонь смотрел, а взгляд его темнел, по всему видать, не хочет он пускать нас к реке Смородине, за которой моровые навьи болота начинаются.

Иван промолчал – и так все сказано, а я ощутила, что глаза слипаются, что еще миг – и упаду с бревен, заснув.

– Отдыхать вам пора, поди, давно идете, как мимо Баюна прошли только…

И хитреца в глазах оборотня, будто не верит он нам, что из Зачарованного леса мы явились с заданием от Василисы Премудрой.

Но я решила не рассказывать ничего боле, гляжу – Иван тоже напряжен, прищур у него злой, диковатый. Не нравится ему гостить у костров медведей-оборотней, но делать нечего, они в этом лесу хозяева, обижать их, от еды да питья отказываясь, опасно. Да и по законам леса не могут они нас тронуть – кто у костра твоего грелся да еду твою ел, тому обязан ты покровительство оказать. Обидишь коли гостя – беды великие на род твой упадут. А берендеям, жен и матерей своих потерявших, и так несладко пришлось…

Потому нас в землянку провели да спать уложили.

Глинобитный очаг в дальнем углу, стены из сосновых бревен – толстые плахи, закрепленные между столбами, врытыми в землю. Диковато, несподручно. Мне привычней срубы были бревенчатые с высоким крыльцом, редко встречала я такие дома, как берендеи ставили, чтобы стены полностью были под землю упрятаны, а лишь крыша над ней возвышалась, а на ней – черепа оленьи да конские, рога витые с нежным бархатным пушком. Видать, нечисть призваны отгонять. На крыше из теса – толстый слой земли, трава, мох, да и стены присыпаны. Тепло в таком жилище, уютно, все ж северные леса, промозглые, зимы здесь лютые, не то что в наших степных деревеньках. Да и от пожаров лесных, кои великую беду несут, защититься можно…

В землянке тепло, хорошо, лежанки широкие, шкурами покрыты – берендеи, даром что сами наполовину звери, все ж не гнушаются охотиться. Но не смогла бы я долго в таком доме жить – окошек нет, сумрачно, тесновато, дым может только из двери выходить, оттого дышать тяжело, видать, плохо проветрили, да и сырость чувствовалась – наверняка во время дождя вода просачивается сквозь стены, а может, и подземные воды рядом, кто ж знает. Но хаты и мазанки для такого леса мало подходят. Чудь дальше на севере уже наземные жилища у люда – все ж промерзший наст мешает ямы рыть…