Юлия Рудышина - Кащеева наука

Вдруг позади голос раздался тихий:

– В добрый путь, девица, в добрый путь, молодец…

Обернулась – стоит девка в беленой рубахе, вышитой алой нитью, в венке из калины, и горят кровавым огнем ягоды, и рассвет малиновый, что над рекой Смородиной, на щеках этой красавы. В глазах же ее – тьма болотная, хмарь, тучи грозовые. И тьма и свет, Навь и Явь удивительным образом в ней сплелись, и кажется, что ежели бы все в мире находилось в таком согласии, то не было бы ни болезней, ни мора, ни глада, ни войн, не было бы и смерти.

– Пропустила я вас по доброй воле, знайте ужо – коли б хотела, нипочто богатыри старухины змия моего не одолели б! – Насмешка во взгляде, ямочки на щеках, а на губах змеится улыбка. – И коль пропустила, то знайте – помогу в дороге. По болотам пройдете, как по проторенному тракту, иначе не успеете за три дня обернуться.

Мы с Иваном тут же до земли деве поклонились – понимали, с какою силой дело имеем. Злить Смородину-деву почем зря нельзя – утопит тут же или жертву себе потребует, и чтобы усмирить ее да укротить, откуп будет нужон. А где его взять? Самому разве что сигать в реку придется, чтобы Явь она не затопила.

– Благодарствую тебе, речка Смородинка! – Иван из кошеля вдруг камушек достал – ярко-красный, искристый он был, будто капля крови заледенела да взялась изморозью. – Вот прими подарёнку от братца моего сродного, сказывал он мне, коль занесет в Навь, передать от него весточку.

Улыбнулась дева, камушек приняла, и из взгляда ее на миг тьма исчезла.

– Что ж ты молчал-то? – прошипела куколка. – Сразу бы показал камушек, богатырей бы сберегли!

Иван только плечами пожал – ну, дурак, он и есть дурак, хоть и царев сын.

А Смородинка исчезла, словно ее и не было, камушек едва приняла. И тут же вместо Моровой топи появился луг дикотравный, но негусто зеленел он, пройти вполне можно было и ног не замочить в росе да грунтовых водах. Выполнила дева свое обещание.

Я Ивана за руку взяла и шагнула на мягкий ковер травянистый, спешить нужно. В лицо пахнуло дымом и кислинкой ягод, верещатник полз по земле, а на нем лиловые цветочки дрожали сиреневым маревом. И не подумала бы никогда, что на Той Стороне может так вольготно дышаться!..

– Что-то больно легок путь по Моровой топи, – хмыкнула куколка, по привычке вцепившись в волосы царевича, – видать, сам царь навий помог в том Смородинке, сама бы она не справилась!

Иван молча зыркнул на меня волчьим своим взглядом, а я взгляд отвела, чтоб не догадался он о том, что когда-то Кащей женихался. Но что же будет, если узнает царевич правду? Не обозлится ли? Но о том после думать буду, не до того сейчас.

Время на исходе.

– Айда, некогда нам, – и я пошла вперед, стараясь не оглядываться.

Терем, чьи крыши пожарищем огненным полыхали среди темной губительной зелени елей, возвышался на холме, заросшем колючей ежевикой. Ягоды уже поспели и чернели среди листвы, словно ониксовые камушки, и крупные были, сочные – никогда я не видывала огромных ягод таких. Только руку протянула к ним, а кукла Василисина из сумки высунулась да легонько так меня по ладони хвать. Вроде тряпичная она, сама махонькая, а ударила так, словно бы пудовая рука у ней.

– Погоди хватать то, что не знамо на чем выросло! – Гоня нахмурилась, бровки шелковые свела, спрыгнула на землю и скоренько к кустам посеменила. Принюхалась, скривилась. – Мертвая тут земля, разумеешь? Али забыла, что на Той Стороне нельзя ни есть, ни пить ничего?

– Не знаю, что и нашло на меня…

Я оглянулась, ощущая, что голова моя как в тумане – и правда, чего меня на ягоды навьи потянуло? Знала же – в мире мертвых, куда мы с таким трудом добрались, нельзя на них и глядеть, а то навеки тут останешься костями трясти по болотам да еланям. Знала же это, еще с тех самых пор знала, как на испытание меня Василиса Премудрая сюда отправила – немало дорог с ее куколкой мы исходили, а выбрались, вернулись к живым.

И сейчас нужно выбраться.

Только вот Кащея Бессмертного, наставника нашего по черному колдовству и заклинанию умерших, спасем – и назад, к солнечным полянам Яви, к рощам березовым, к речкам хрустальным… В Нави, окутанной зеленым моровым туманом, жутко было, холодно все время, словно бы в пещере глубокой.

Иван-царевич, спутник мой, к хороминам идти не спешил почему-то. Застыл посреди травы, до пояса ему достающей, голову набок склонил, прищурился, а потом и говорит:

– Неужто в плену в таких дворцах царских держат? Может, обманул всех Кащей твой, а, Аленка?

Ревновал он меня к нашему наставнику, жуть как ревновал. С тех самых пор, как пошел слушок, что Кащей меня замуж зовет, а я артачусь. Говорили, девка цену себе набивает – кто, мол, откажет повелителю Нави? Много мне тогда насмешек пришлось выслушать, проходу не давали – все мертвой невестой величали. Неужто и царевич слыхал те разговоры? И не было для него тайной, что Кащей меня в царицы звал?..

А то, что я отказала, потому что мне другой приглянулся, о том Иван мой сейчас будто и не думает. И что другой этот – он самый, ведь с самого первого дня, как я оказалась в хороминах Василисы, ни о ком, кроме царевича, и не думала! А он разобиделся, стоит, руки на груди сложил, вижу – злится. Он с тех пор, как двоедушником стал да облик сменил, вовсе характерным стал, и раньше-то ласковым не был, а сейчас и вовсе ярится по любому поводу. Вот сразу видно – знал о той истории, когда колдун навий за мной тенью ходил. Что ж молчал и никогда прежде не спрашивал? Мне скрывать нечего, я чиста перед ним.

– Может, в подвалах он или в темнице? Нам ведь то неведомо.

Я к Ивану подошла, по руке его погладила, улыбнулась поласковей, чтоб не злился. Управу на него я давно нашла, не мог он отказать мне, если что просила я его сахарным голосом, если была нежной да тихой.

Куколка Василисина на нас смотрела так, словно всю душу мы ей измотали. Видать, рада будет от такой компании избавиться, как вернемся к Василисе.

Если вернемся – ведь из Нави, царства мертвых, дважды еще никто не возвращался. И так мне шанс был дан – а я снова в нижний мир сунулась. И поделом мне будет, коли застряну. Вздохнула я и повела Ваню своего вперед, он хмурился, дышал шумно, но шел. Спаситель называется – такого самого отовсюду спасать приходится. И угораздило же меня полюбить эдакого?.. Ну да сердцу не прикажешь, утешала себя я, надеясь, что как вторую душу от Ивана отвадим, так он снова станет прежним. Если Кащея найдем, как о том просила Василиса, так он и царевичу моему помочь сможет.

А хоромы все ближе – вот уже клети и подворье разглядеть можно, ворота широко распахнуты, словно нас ждут там. Клети на хороминах были с прирубами, задцами и придельцами, и, кроме обычных сеней, еще пристройки к ним шли разные. Богато живут здесь, по всему видать. По двору – погреба, бани с предбаньями, хлевы, амбары, конюшни – и никого. Будто вымерли люди. И нелюди заодно.