Юлия Рудышина - Кащеева наука

Хоромы, к которым вела нас Гоня – словно знала, куда идти следует, – в два яруса высились, терема светлые были, с башенками-пристройками, кои еще смотрильнями назывались, отсюда же нам видны были сени, с двух сторон которых сделаны покоевые горницы, прям как у царей все-то. Я этого не знала, не видывала прежде, Иван рассказывал, что его батюшка такие хоромины возвел. С высокими теремами, вокруг которых гульбища – балконы да парапеты – вились, с кровлями двускатными, а то и шатровыми.

А еще, пока шли мы к крыльцу, царевич мой все выпытывал, забыл ли Кащей о том, что жениться на мне хотел, али нет. История-то с его жениховством была давняя, пропал он опосля. Не одна луна с тех пор прошла. Только все я понять не могла – что ж он раньше-то молчал, что знает обо всем?

И лишь отмахнулась я от расспросов его – не до того сейчас. Он, кажется, обиделся, но виду пытался не подавать, только хвост его, который вырос после того, как царевич вторую душу подцепил, дрожал, да то и дело хлестал им Иван себя по бокам – видать, не понравилось ему, что я ушла от ответа.

А разве ж сейчас время о том говорить? Мало ли что за чудище нашего наставника уволокло?

Терем над сенями крашен был узорами дивными – птицы там на ветках гнезда вили, цветы среди листвы алели. Светлые окна на все стороны света выходили, на миг показалось мне, будто мелькнуло бледное лицо чье-то. Но сколь ни вглядывалась я, больше не видела там никого.

Поднялись по ступенькам, прошли через сени, украшенные резьбой. Гридница, которая взгляду открылась, была тканями шелковыми обита, узорчатые, переливчатые, казались они усыпанными драгоценной каменной крошкой – не то аметистовой, не то чароитовой. Лавки широкие, меха вместо ковров, на стенах оружие: топоры да мечи, палицы боевые; у дальней стены сундуки расписные для одежды и утвари. Дальше, видать, одрина располагалась.

Хорошо в таком тереме жить, привольно. Подумалось – стану царевной, коли не обманет Ванька, так у меня тоже такие палаты будут. Тут же я эти мысли прогнать попыталась, замужество мое по воде вилами писано, вот вдруг расколдуется царевич да и найдет себе под стать невесту, а меня оставит…

– Вы думаете, пленника в теремах держать будут? – позади раздался голос куклы. – Чего пошли сюда, айда вниз, в подклети поглядим, что да как…

Спустились – пол земляной, но как камень утоптан, подклет глухой, без окон, видать, здесь скот держали или кладовая была. А может, и погреб делали изначально.

– Сюда! – Кукла дверцу нашла деревянную, и хоть та заперта была, а когти Ивановы крепче стали булатной теперь. Он ими замок и сбил.

Оттуда тленом и подземельями понесло, и послышалось, будто кашляет кто вдали. Страшно так, надсадно и чахоточно.

– Кащей! – закричала я, бросилась в ту сторону, откуда услышала звуки, – разветвлялось подземелье, и я направо побежала. Позади меня послышалось, как ругнулся Иван, помянув всех чертей и заодно с ними наставницу нашу, Василису, которая отправила выручать Кащея из Нави именно меня.

Но мне все равно было – после объяснимся. Сейчас нужно вытащить старика из подземья. Хотя… видела я его второй облик – и уж стариком немощным его тогда точно назвать нельзя было.

Вместо костлявой безобразной тени с морщинистой кожей и паклей седых волос явился ко мне когда-то высокий и стройный витязь – луноликий, с кожей фарфорово-белой, скуластый он был да глазастый, с точеными чертами, до того хорош собой, что едва не очаровалась я. Да только мертвою оказалась его красота.

Образ его встал перед глазами – серебристые волосы ниже плеч, схваченные обручем с аметистами, широкие плечи, укутанные шелковым плащом темно-синего цвета, на груди толстая цепь сложного плетения из какого-то дивного сплава, ранее мной невиданного, с мечом на поясе, а в навершии топаз сверкает размером с голубиное яйцо. А глаза… до сих пор вижу этот взгляд – черничная синь и моровая падь, морозный вечер зимний, ночь беззвездная, океан и туманный луг на рассвете. Вот что было в этом взгляде. Весь мир бесконечный, вся бездна, море-океан и небеса грозовые.

И весь мир этот дивный готов был положить к моим ногам этот витязь. Да только навий мир, мертвый… За долголетие в объятиях Бессмертного пришлось бы мне многим заплатить – и душой своей светлой, и жизнью в Яви.

Вспомнилось все это – и вдруг будто молния сверкнула, разбивая все очарование, и прошло чувство тоски, словно и не было его. Это Иван меня догнал, схватил за руку – резко, больно, и развернул к себе. Глядит на меня, скалится, будто зверь дикий. А он теперь зверь и есть. Расколдует ли его Кащей? Уберет ли вторую душу из тела царевича?..

– Ты помни о том, что я тебя люблю, – шепчет, а у самого глаза черные стали, будто смолой налились. – Не думай о том, что он дать тебе сможет – богатство и долгую жизнь, думай о том, чего лишит – чар, души человеческой и доброты твоей, станешь каменной, станешь иной. Не пожалела бы потом… А пожалеешь – так ничего не вернешь. Мертвые не отдают того, что забрали. А он давно уж иной, измененный… не подвластен он Яви светлой, и то, что он наставником нашим был, то лишь Василисы заслуга, уж не знаю, какую она управу на него нашла, но то ее тайна. Слышишь? Помни, что я тебя люблю!

И оттолкнул меня.

А я знала, что Василиса пообещала Кащею взамен, но промолчала. Лишь кивнула, не зная, что ответить, а потом за руку Ивана взяла, и дальше мы уже рядом пошли.

Ход освещали зеленые камни – они ярко горели, вставленные в стены дивными узорами, и иногда казалось, что мы идем по прекрасному подземному дворцу, озаренному изумрудным свечением. Из-за этих камней кожа моя отливала болотной зеленью, казалось, что я стала нечистью речной, как родители мои… тревожно стало на душе, как вспомнила о них, уведенных когда-то давно в подводный мир.

– Мы, как только с заданием Василисы управимся, сразу отправимся матушку с батюшкой твоих спасать, – услышала я голос царевича. – Иначе кто ж на нашей свадьбе с твоей стороны-то будет?..

Я вздрогнула, едва не расплакавшись – и как он угадывает, о чем я думаю? Не впервой уже так – стоит что вспомнить, а он уже о том говорит… Я лишь чуть сжала пальцы, чтобы он понял – услышала я, но не хочу сейчас говорить ни о чем.

Вышли мы к каменному мешку – окошек не было, лишь те же самые зеленые камни искрились в стенах, и в мертвенном свете их увидели мы скелет, кожей обтянутый. В глазницах красные огоньки горели, а на спутанных седых волосах золотая корона переливалась жемчугом да рубинами. Я и замерла на пороге – неужто это и есть наставник наш? Висит на цепях, прикованный, стонет…

– Кащей!..

Я бы упала, если бы меня Иван не подхватил. Осторожно мы приблизились, не зная, что делать – услышит ли он нас? увидит ли? и поймет ли, кто к нему пришел? Вдруг да обозлится, разъярится? Что тогда делать, я не знала.