Бернард Корнуэлл - Экскалибур

– Так же, как и город, господин, – ответил он, явно недоумевая, зачем бы мне понадобилось это название.

– Аква-Сулис?

– Нет, господин! Я про древнее имя! Древнее, еще до римлян.

– Баддон, – вспомнил я.

– А это – Минидд-Баддон, господин, – подтвердил он.

Гора Баддон. Со временем благодаря поэтам это имя прогремело по всей Британии. О нем пели в тысяче чертогов, и песни те воспламеняли кровь еще не рожденных детей, но в ту пору название ровным счетом ничего для меня не значило. Просто удобный холм, и обнесенный земляным валом форт, и место, где я нехотя укрепил в дерне два моих знамени. На первом красовалась звезда Кайнвин, а рядом гордо взвилось второе – то самое, что мы отыскали в обозе Арганте и забрали с собой, – Артурово знамя с изображением медведя.

Вот так в утреннем свете отсыревшие полотнища реяли на ветру – медведь и звезда бросали вызов саксам.

Над Минидд-Баддоном.

Саксы осторожничали. Они не напали сразу, едва нас завидев, а теперь, когда мы укрепились на вершине Минидд-Баддона, они расположились у южного подножия холма и просто-напросто наблюдали за нами. Ближе к вечеру немалый отряд их копейщиков отправился в Аква-Сулис и, надо думать, город застал почти опустевшим. Я ожидал увидеть зарево и дым от горящих кровель, но нет, ничего подобного; а в сумерках копейщики вернулись из города, нагруженные добычей. Тени наступающей ночи сгустились над речной долиной, в то время как нас на вершине Минидд-Баддона все еще омывал последний отблеск уходящего дня, а внизу, под нами, тут и там в темноте заплясало пламя неприятельских костров.

В нагорьях к северу от нас запылали еще костры. Минидд-Баддон высился чуть поодаль от этих возвышенностей – ни дать ни взять остров неподалеку от берега: разделяла их высокая, поросшая травою седловина. Я прикидывал про себя, а нельзя ли под покровом ночи перейти перевал, подняться на дальний хребет и двинуться через холмы к Кориниуму. Так что перед тем, как стемнело, я послал Иссу и десятка два воинов разведать местность, но по возвращении они сообщили, что по всему гребню за седловиной расставлены верховые дозорные. Меня по-прежнему искушала мысль попробовать прорваться на север, но я понимал: всадники нас непременно заметят и к рассвету весь боевой отряд ринется за нами по пятам. Я гадал, что делать, до глубокой ночи и наконец выбрал наименьшее из двух зол: решил, что мы останемся на Минидд-Баддоне.

В глазах саксов мы, очевидно, представляли собою внушительную армию. Теперь у меня под началом насчитывалось двести шестьдесят восемь воинов, и враг понятия не имел, что вымуштрованных копейщиков среди них – меньше сотни. Что до остальных – тут были сорок человек городского ополчения, тридцать шесть закаленных в бою воинов из числа стражи Кар-Кадарна и дворца Дурноварии (хотя эти три дюжины в большинстве своем состарились и сильно сдали с годами) и еще сто десять желторотых юнцов. Мои семьдесят опытных копейщиков и двенадцать черных щитов Арганте числились среди лучших воинов Британии, и хотя я не сомневался, что тридцать шесть ветеранов окажутся небесполезны, а молодежь вполне способна проявить себя с лучшей стороны, все же наших скудных сил явно недоставало для защиты ста четырнадцати женщин и семидесяти девяти детей. Ну да по крайней мере у нас было вдосталь воды и снеди, ибо мы уберегли-таки семь драгоценных телег, а по склонам Минидд-Баддона било три родника.

К ночи первого дня мы пересчитали врагов. В долине встали около трехсот шестидесяти саксов, и севернее – еще по меньшей мере восемьдесят. Довольно, чтобы взять Минидд-Баддон в кольцо осады, но для штурма, пожалуй что, и недостаточно. Каждая из трех ровных и безлесных сторон вершины насчитывала триста шагов в длину – на оборону возвышенности по всей протяженности людей у меня не хватало, но если саксы пойдут в наступление, мы увидим их издалека, и я успею переставить копейщиков на нужный участок. Я прикинул, что, даже если неприятель предпримет две или три атаки одновременно, я, пожалуй, все же выстою, ибо саксам придется карабкаться по страшно крутому склону, а мои люди встретят их со свежими силами, но если численность врагов вырастет еще более, они нас неизбежно одолеют. Я молился, чтобы саксы оказались всего-навсего мощным отрядом мародеров: такие, опустошив Аква-Сулис и долину реки и забрав все съестное подчистую, отправятся назад на север, к Элле и Кердику.

На рассвете следующего дня обнаружилось, что саксы по-прежнему в долине: дым их костров смешивался с туманом над рекой. В редеющей дымке стало видно: они валят деревья и строят хижины – наглядно давая понять, что намерены здесь задержаться. Мои люди трудились не покладая рук: вырубали на склонах невысокий боярышник и молоденькие березки, что могли бы послужить прикрытием атакующему врагу. Стволы и сучья отволокли на вершину и соорудили из них незатейливый оборонительный вал на остатках древней стены. Еще пятьдесят человек я отрядил на гребень холма к северу от седловины нарубить дров. Дровяной запас мы погрузили на телегу, загодя освобожденную от провианта, и втащили на вершину. Леса привезли столько, что достало и на постройку длинного деревянного укрытия. И хотя наша хибара, в отличие от саксонских хижин, крытых соломой и дерном, представляла собой неуклюжее сооружение из необрубленных стволов, нагроможденных между четырьмя телегами, и наспех крытое ветвями, но в этом убежище вполне могли разместиться женщины и дети.

В ту, первую ночь я выслал на север двоих копейщиков из числа необстрелянных юнцов, оба – ловкие пройдохи, таким палец в рот не клади. Я приказал каждому из них попытаться добраться до Кориниума и рассказать Артуру о нашем положении. Я очень сомневался, что Артур сумеет нам помочь, но по крайней мере хоть будет знать, что произошло. На протяжении всего следующего дня я с ужасом ждал, что вновь увижу этих двоих ребят – вот-вот появится саксонский конник, волоча за собой беспомощного пленника, – но посыльные бесследно растворились в холмах. Позже выяснилось, что оба уцелели и добрались-таки до Кориниума.

Саксы строили хижины, а мы наращивали нашу жалкую стену терновыми ветками и валежником. Враги к нам не приближались, равно как и мы не спускались вниз бросить им вызов. Я поделил вершину на несколько участков и каждый из них поручил группе копейщиков. Мои семьдесят вышколенных воинов, ядро моей маленькой армии, охраняли тот угол укреплений, что выходил точно на юг, в сторону врага. Юнцов я разбил на две группы и расставил их по флангам главного отряда, а защиту северной части холма доверил двенадцати черным щитам, выдав им в подкрепление ополченцев и стражников Кар-Кадарна и Дурноварии. Во главе черных щитов стоял испещренный шрамами верзила по имени Ниалл, ветеран сотен грабительских набегов за чужим урожаем: пальцы его были густо унизаны воинскими кольцами. На северном укреплении Ниалл поднял свой собственный самодельный стяг. Всего-то-навсего воткнул в дерн очищенный от веток ствол молодой березки, а сверху привязал лоскут черного плаща, но ощущалось в этом изодранном ирландском флаге нечто безумное и восхитительно наглое.