Бернард Корнуэлл - Экскалибур

Однако в целом то было счастливое время. Немногим удавалось дожить до сорока лет, а вот нам с Кайнвин удалось, и, благодарение богам, в добром здравии. Брак Морвенны принес нам немало радости, рождение Артура-баха порадовало еще больше, а год спустя наша дочка Серена вышла замуж за Эдерина, элметского эдлинга. То был династический брак, ибо Серена приходилась двоюродной сестрой Пирддилу, королю Повисскому, и речь шла не о любви, но об укреплении союза между Элметом и Повисом. И хотя Кайнвин возражала против этой свадьбы, не видя особой приязни между Сереной и Эдерином, Серена твердо вознамерилась стать королевой, и вышла-таки за своего эдлинга, и уехала от нас далеко прочь. Бедняжка Серена, королевских почестей она так и не обрела: умерла при первых родах, а дитя, девочка, прожила лишь на полдня дольше матери. Так вторая из трех моих дочерей ушла в Иной мир.

Мы оплакали Серену, хотя и не рыдали о ней так горько, как о погибшей Диан, ведь маленькая Диан и пожить-то не успела толком. Но спустя лишь месяц после смерти сестры Морвенна родила второе дитя, на этот раз девочку, и они с Гвидром назвали дочку Сереной, и внуки озаряли наши дни все более ярким светом. В Думнонию малышей не привозили, из опасений перед ревнивой Арганте, но мы с Кайнвин частенько наведывались в Силурию. Собственно, наши визиты сделались столь часты, что Гвиневера отвела нам во дворце отдельные покои, и теперь мы куда больше времени проводили в Иске, нежели в Дун-Карике. В бороде и волосах у меня пробилась седина, и борьбу с Арганте я охотно предоставил на долю Иссы, а сам играл с внуками. А еще я построил для матери дом на силурийском побережье, хотя та совсем обезумела и не понимала, что происходит, и упрямо пыталась вернуться в хижину из плáвника на высоком обрывистом берегу. Умерла она зимой от морового поветрия, и, как я и обещал Элле, я похоронил ее по саксонскому обычаю – ногами к северу.

Думнония приходила в упадок, и поделать я ничего не мог, ведь у Мордреда оставалось достаточно власти, чтобы свести на нет все мои усилия. Исса по мере возможности поддерживал порядок и справедливость, а мы с Кайнвин все больше и больше времени проводили в Силурии. Что за отрадные воспоминания остались у меня от Иски: воспоминания о погожих, солнечных днях – Талиесин поет колыбельные, Гвиневера мягко посмеивается над моим счастьем, а я усадил Артура-баха и Серену в перевернутый щит и катаю их по траве. Артур охотно присоединялся к нашим играм: детей он всегда обожал, а порою приходил и Галахад: он тоже перебрался в Силурию и разделил с Артуром и Гвиневерой их необременительную ссылку.

Галахад так и не женился, хотя ребенком обзавелся. То был его племянник, принц Передур, сын Ланселота: его нашли, когда он блуждал, заплаканный, среди мертвецов Минидд-Баддона. Чем старше становился Передур, тем больше он походил на отца: та же смуглая кожа, то же худощавое, красивое лицо, те же черные волосы. Но характером он пошел в Галахада, не в Ланселота. Умный, серьезный и усердный мальчик очень старался быть хорошим христианином. Понятия не имею, много ли он знал об отце, но в присутствии Артура с Гвиневерой Передуру всегда было не по себе, да и они, верно, чувствовали себя неловко. Передура никто не винил; просто лицо его напоминало Артуру с Гвиневерой о том, о чем мы все предпочли забыть, и оба возблагодарили судьбу, когда в возрасте двенадцати лет Передура отослали ко двору Мэурига в Гвент учиться воинскому искусству. Славный он был мальчуган, однако с его отъездом в Иске словно посветлело. Позже, спустя много лет после того, как история Артура завершилась, я узнал Передура ближе – и высоко его оценил.

Возможно, присутствие Передура и омрачало Артурово счастье, но иных огорчений в его жизни почитай что и не было. В нынешние безотрадные дни, когда люди оглядываются назад и вспоминают, сколь много они потеряли с отъездом Артура, говорят обычно о Думнонии, но иные оплакивают и Силурию, ибо в те годы Артур подарил заброшенному королевству мир и справедливость. Нет, недуги и нищета никуда не исчезли, и люди не перестали напиваться допьяна и убивать друг друга только потому, что в Силурии правил Артур, но вдовы знали: Артуров суд возместит им ущерб, а голодные верили: в Артуровых закромах довольно снеди, чтобы продержаться до весны. Ни один враг не дерзнул бы сунуться в границы Силурии, и хотя христианская религия стремительно распространялась по долинам, Артур не позволял священникам осквернять языческие храмы, равно как и язычникам не давал нападать на христианские церкви. В те годы он превратил Силурию в мирную гавань – не об этом ли Артур мечтал для всей Британии? Детей не угоняли в рабство, посевы не гибли в огне, и военные вожди не разоряли усадеб.

Однако за пределами гавани сгущалась тьма. Во-первых, исчез Мерлин. Шел год за годом, но вестей о нем по-прежнему не было, и спустя какое-то время народ решил, что друид наверняка умер, ибо никто, в том числе и Мерлин, столько не проживет. Мэуриг был соседом докучливым и раздражительным и вечно требовал то повысить налоги, то очистить от друидов долины Силурии, хотя Тевдрик, его отец, урезонивал зарвавшегося сына – ежели Тевдрика удавалось пробудить от добровольной аскезы. Повис был ослаблен, Думнония все больше погружалась в хаос беззакония; впрочем, худших проявлений правления Мордреда Думнония не изведала – благодаря его отсутствию. Похоже, счастье царило в одной лишь Силурии, и мы с Кайнвин уже полагали, что остаток дней своих проведем в Иске. У нас было и богатство, и друзья, и семья – чего еще желать?

Короче говоря, мы жили в довольстве, а судьба такого не прощает – судьба, как объяснял мне Мерлин, неумолима.

Мы с Гвиневерой охотились в холмах к северу от Иски, когда я впервые услышал о постигшей Мордреда беде. Была зима, деревья стояли голые, Гвиневерины породистые шотландские гончие только что загнали роскошного оленя – и тут меня отыскал гонец из Думнонии. Он вручил мне письмо и потрясенно воззрился на Гвиневеру: расталкивая рычащих собак, она прошла к оленю и прекратила его мучения одним милосердным ударом короткого копья. Ее егеря хлыстами отогнали псов, извлекли ножи и принялись потрошить тушу. Я развернул пергамент, проглядел краткое послание – и оглянулся на вестника:

– Ты это Артуру показывал?

– Нет, господин, – помотал головой он. – Письмо адресовано тебе.

– Отвези Артуру, – велел я, возвращая ему послание.

Гвиневера – возбужденная, с ног до головы заляпанная алыми брызгами – вышагнула из кровавого месива.

– Дурные вести, Дерфель?

– Напротив, – откликнулся я. – Отличные вести. Мордред ранен.

– Славно! – возликовала Гвиневера. – Надеюсь, серьезно?