Бернард Корнуэлл - Экскалибур

– С чего ты взял, будто Сэнсаму есть что сказать на этот счет? – осведомился Мэуриг, покраснев до корней волос.

– Сэнсам родом из Гвента, разве нет, о король? – откликнулся я, и Мэуриг побагровел еще гуще. Не приходилось сомневаться, что Сэнсам и впрямь плетет интриги, дабы посадить Мэурига на думнонийский трон; ведь благодарный Мэуриг, конечно же, наделил бы Сэнсама еще большей властью. – Но не думаю, что христиане Думнонии нуждаются в твоей защите, о король, – продолжал я, – равно как и в защите Сэнсама. Гвидр, как и его отец, друг твоей вере.

– Друг! Артур – друг Христу! – рявкнул епископ Лладарн. – Да в Силурии, куда ни глянь, языческие капища; древним богам приносят кровавые жертвы, женщины пляшут при луне голышом, в чем мать родила, младенцев проносят промеж костров, друиды балабонят! – Епископ, брызгая слюной, возмущенно перечислял список беззаконий.

– Без благословения Христова, – Мэуриг доверительно наклонился ко мне, – мир невозможен.

– Мир невозможен, о король, ежели на одно королевство претендуют двое, – без обиняков сказал я. – Что передать мне моему зятю?

И вновь Мэуригу сделалось неуютно от моей прямоты. Он повертел в руках устричную раковину, обдумывая ответ, затем пожал плечами.

– Скажи Гвидру, что он может рассчитывать на почести, и землю, и высокое положение, и мою защиту, – произнес он, часто-часто моргая, – но я не допущу, чтобы Гвидр стал королем Думнонии. – При последних словах Мэуриг густо покраснел. При всем его уме в душе он был трусом, и ему, верно, стоило немалых усилий выразиться столь откровенно.

Мэуриг, надо думать, опасался моего гнева, но я ответил ему вполне учтиво.

– Я скажу ему, о король, – заверил я, хотя на самом-то деле послание предназначалось не столько Гвидру, сколько Артуру. Мэуриг не только заявлял о своем намерении править Думнонией, но еще и предостерегал Артура: внушительная армия Гвента воспрепятствует Гвидровым притязаниям.

Епископ Лладарн склонился к Мэуригу и настойчиво зашептал что-то по-латыни, будучи уверен, что ни Галахад, ни я его не поймем. Но Галахад латынь знал и краем уха расслышал, о чем шла речь.

– Ты рассчитываешь удержать Артура в пределах Силурии? – обвинил он Лладарна по-бриттски.

Лладарн залился краской. Как епископ Бурриума и главный советник короля, он обладал немалой властью.

– Мой король, – кивнул он в сторону Мэурига, – не может позволить Артуру провести копейщиков через территорию Гвента.

– Это правда, о король? – вежливо осведомился Галахад.

– Я человек мирный, – приосанился Мэуриг, – а обеспечить мир можно лишь одним способом: заставить копейщиков сидеть дома.

Я промолчал, опасаясь, что в ослеплении гнева, чего доброго, ляпну что-нибудь оскорбительное, нам же во вред. Запретив нам провести копейщиков по гвентским дорогам, Мэуриг тем самым успешно раздробит силы, поддерживающие Гвидра. А это значило, что ни Артур не сможет выступить навстречу Саграмору, ни Саграмор не подоспеет на помощь к Артуру; и если Мэуриг так и не даст им воссоединиться, он, чего доброго, и впрямь станет следующим королем Думнонии.

– Мэуриг сражаться не станет, – презрительно бросил Галахад, когда на следующий день мы ехали вниз по реке по направлению к Иске. Ивы стояли в дымке первой весенней листвы, но сам день наводил на мысль о зиме – ветер дул холодный, по земле стелился туман.

– Может, и станет – ежели трофей того стоит, – возразил я. А трофей был еще какой завидный: ведь если Мэуриг воцарится и в Гвенте, и в Думнонии, он приберет к рукам богатейшую часть Британии. – Все зависит от того, сколько копий мы против него выставим.

– Твои, Иссины, Артуровы и Саграморовы, – подсчитал Галахад.

– То есть пять сотен воинов? – откликнулся я. – Но Саграмор и его люди далеко; Артуру же, чтобы добраться до Думнонии, придется пересечь территорию Гвента. А сколько копий под началом у Мэурига? Тысяча?

– Мэуриг не посмеет развязать войну, – настаивал Галахад. – Трофей его манит, но риск страшит.

На середине реки какой-то селянин рыбачил с коракля; Галахад натянул поводья и остановился поглядеть. Рыбак ловко, словно играючи, забросил сеть, и пока Галахад любовался его сноровкой, я загадывал о будущем. Если на этом броске попадется лосось, Мордред умрет, говорил я себе. Рыбак вытащил сеть: в ней и впрямь трепыхалась здоровенная рыбина; и тут мне пришло в голову, что такое предсказание – чепуха на постном масле, ведь все мы однажды умрем; и тогда я загадал про себя, что, ежели и на втором броске поймается рыба, Мордред умрет до Белтейна. Сеть вернулась пустой; я тронул железную рукоять Хьюэлбейна. Рыбак продал нам часть улова, мы набили лососиной переметные сумы и поехали дальше. Я помолился Митре, прося, чтобы мои вздорные приметы не сбылись, а еще – чтобы Галахад оказался прав и чтобы Мэуриг не дерзнул поставить под удар свои войска. Но ради Думнонии? Ради богатой Думнонии? Ведь даже осмотрительный Мэуриг не может не понимать: во имя такого выигрыша рискнуть стоит.

Слабые короли – проклятие для страны, однако мы клянемся в верности королям, и если бы не клятвы, то не было бы и закона, а не будь у нас закона, воцарился бы хаос, так что хочешь не хочешь, а приходится связывать себя законом и соблюдать закон посредством клятв, а если дозволено тасовать королей по собственной прихоти, так и от клятв, принесенных неподходящему королю, вполне можно отречься; так что короли нам нужны, ибо нужен непреложный закон. Все – правда, однако, пока мы с Галахадом возвращались домой сквозь зимние туманы, я с трудом сдерживал слезы: единственный человек, которому подобает быть королем, от трона отказывается, а те, которым королями быть не след, – все до одного короли.

Артура мы нашли в кузнечном сарае. Сарай он выстроил своими руками, сложил из римского кирпича печь-горн с колпаком, купил себе наковальню и кузнечный инструмент. Артур всегда уверял, что хочет быть кузнецом, хотя, как частенько замечала Гвиневера, хотеть – еще не значит быть. Но Артур старался – о, как он старался! Он нанял настоящего кузнеца, сухопарого молчуна именем Морридиг, дабы тот обучил Артура тонкостям ремесла, но Морридиг давно отчаялся вколотить в Артура хоть что-нибудь – помимо энтузиазма. Однако ж всех нас Артур задарил вещами своей работы: тут тебе и кривые железные подсвечники, и уродливые кастрюли с плохо прилаженными ручками, и гнутые вертелы. И тем не менее Артур был счастлив, он часами простаивал у шипящего горна, нимало не сомневаясь: вот еще немного поупражняется – и сравняется в мастерстве и сноровке с самим Морридигом.

Когда мы с Галахадом вернулись из Бурриума, Артур работал один. Он рассеянно поздоровался себе под нос и вновь атаковал молотом бесформенный кусок металла – якобы подкову для одной из его лошадей. Мы вручили Артуру купленного лосося; он неохотно отложил молот, но, едва мы принялись пересказывать новости, перебил нас на полуслове: он-де уже слышал, что Мордред на грани смерти.