Бернард Корнуэлл - Экскалибур

– Суши весла, – приказал Балиг моим людям, схватился за тяжелое прави`ло и радостно заулыбался, когда суденышко ударилось тупым носом в первую крупную волну. – Море-то нынче разыгралось, господин, – весело закричал он. – А ну воду вычерпывайте! – заорал он моим копейщикам. – Мокро должно быть за бортом, а не в лодке. – Видя, как мне поплохело, Балиг ободряюще ухмыльнулся. – Три часа, господин, каких-нибудь три часа – и ты уже на берегу.

– Не любишь лодок? – догадался Талиесин.

– Терпеть не могу.

– Молитва Манавидану морскую болезнь как рукой снимает, – невозмутимо отметил он. Он навалил рядом с сундуком гору сетей и уселся рядом со мной. Свирепая качка ничуть его не беспокоила; напротив, пришлась ему по вкусу. – Прошлой ночью я спал в амфитеатре, – сообщил он. – Хорошо там, – продолжал он, видя, что я не в силах даже ответить. – Ряды сидений служат башней снов.

Я глянул на барда; при последних его словах тошнота немного схлынула, ибо мне вспомнился Мерлин, некогда владевший башней снов на вершине Тора, в Инис-Видрине. Мерлинова башня представляла собою полое деревянное сооружение, что, по его словам, многократно усиливало послания богов. Понятно, что римский амфитеатр Иски с его высокими рядами сидений над выровненной песчаной ареной вполне мог послужить той же цели.

– Ты видел будущее? – с трудом выдавил из себя я.

– Отчасти, – признался Талиесин, – а еще прошлой ночью я встречался во сне с Мерлином.

При упоминании этого имени свистопляска в моем брюхе окончательно улеглась.

– Ты говорил с Мерлином?

– Мерлин говорил со мной, – поправил меня Талиесин, – но слышать меня он не мог.

– Что он сказал?

– Больше, чем я вправе открыть тебе, господин, и ничего такого, что тебя бы порадовало.

– Что же? – потребовал я.

Бард ухватился за ахтерштевень: лодка взмыла вверх на гребне крутой волны. Брызги полетели от носа во все стороны и окатили тюки с нашими доспехами. Талиесин заботливо спрятал арфу под одеждой и коснулся серебряного обруча на выбритой голове, проверяя, на месте ли.

– Думается мне, господин, ты плывешь навстречу опасности, – невозмутимо проговорил бард.

– Это послание от Мерлина, – спросил я, дотрагиваясь до железной рукояти Хьюэлбейна, – или одно из твоих видений?

– Всего лишь видение, – признался Талиесин, – и, как я однажды объяснял тебе, господин, куда лучше ясно видеть настоящее, нежели пытаться рассмотреть хоть что-нибудь определенное в видениях будущего. – Он помолчал, тщательно обдумывая свои слова. – Ты, как я понимаю, не получил еще верного известия о смерти Мордреда?

– Нет.

– Если мои видения не солгали, – промолвил бард, – тогда король твой вовсе не болен, но выздоровел. Я могу ошибаться; воистину, я молюсь о том, чтобы мне ошибиться, но не было ли тебе каких примет?

– О смерти Мордреда? – спросил я.

– О твоем собственном будущем, господин.

Я призадумался. Вспомнил вздорное гадание на рыбачьей сети, подсказанное скорее суеверными страхами, нежели богами. Пугало другое: крохотный сине-зеленый агат в кольце, подаренном Эллой Кайнвин, выпал и потерялся, а еще у меня украли один из старых плащей. Оба происшествия можно было счесть дурной приметой либо досадной случайностью. Как знать? Ни та ни другая потеря не казалась такой уж судьбоносной, чтобы рассказывать о ней Талиесину.

– За последнее время меня ничего не беспокоило, – сказал я.

– Хорошо, – кивнул бард, раскачиваясь в лад с лодкой. Его длинные черные волосы развевались за плечами; ветер туго надувал наш парус и трепал его изодранные края. А еще срывал пену с белоснежных гребней и швырял в лодку пригоршни брызг; хотя, сдается мне, куда больше влаги просачивалось внутрь через неплотные швы, нежели попадало из-за борта. Мои копейщики бодро вычерпывали воду. – Но думается мне, Мордред и впрямь жив, – продолжал Талиесин, не обращая внимания на кипучую деятельность в центре лодки, – и вести о его неминуемой смерти – это лишь уловка. Хотя поручиться – не поручусь. Порою мы принимаем наши страхи за пророчества. Однако Мерлина я не выдумал, господин, равно как и слова его, услышанные во сне.

И вновь я дотронулся до рукояти Хьюэлбейна. Я всегда думал, что обрадуюсь любым вестям о Мерлине, но от спокойных слов Талиесина кровь стыла в жилах.

– Снилось мне, будто Мерлин – в густом лесу, – рассказывал Талиесин четким, размеренным голосом, – и не может найти дороги из чащи; воистину, где бы ни открылась перед ним тропа, дерево, застонав, трогалось с места, словно громадный зверь, и преграждало ему путь. Мерлин в беде, вот что явствует из моего сна. Во сне я говорил с Мерлином, но он меня не слышал. Как мне кажется, это значит, что добраться до него невозможно. Если мы пошлем людей искать его, они потерпят неудачу, а может, даже погибнут. Но ему нужна помощь, я знаю доподлинно – ведь это Мерлин послал мне мой сон.

– Так где же этот лес? – спросил я.

Бард обратил ко мне темные, глубоко посаженные глаза:

– Может, никакого леса и нет, господин. Сны – они что песни. И цель их – не отразить мир в точности, но создать некий смутный образ, намек, подсказку. Лес, скорее всего, означает, что Мерлин томится в заточении.

– В плену у Нимуэ, – отозвался я, потому что никто другой не дерзнул бы бросить друиду вызов.

Талиесин кивнул:

– Думается, она и есть его тюремщица. Ей нужна Мерлинова сила, а как только она обретет ее, то пустит в ход, чтобы навязать Британии свою мечту.

А мне даже помыслить о Мерлине с Нимуэ было непросто. На протяжении долгих лет мы жили без них, и в результате границы нашего мира обрели четкость и прочность. Нашей реальностью стало существование Мордреда, честолюбие Мэурига, надежды Артура, но не туманная, неопределенная круговерть Мерлиновых снов.

– Но ведь Нимуэ мечтает о том же, о чем и Мерлин, – запротестовал я.

– Нет, господин, – мягко возразил Талиесин. – Это не так.

– Она хочет того же, чего и он, – настаивал я, – возродить богов!

– Но Мерлин вручил Экскалибур Артуру, – напомнил Талиесин. – Или ты не понимаешь, что вместе с этим даром он передал Артуру часть своей силы? Я долго размышлял над этим подарком, ибо Мерлин мне так ничего и не объяснил, но теперь, как мне кажется, я все понял. Мерлин знал, что, если боги себя не оправдают, возможно, преуспеет Артур. И Артур и впрямь преуспел, да только его победа при Минидд-Баддоне неполна. Остров Британия остался в руках бриттов, но власть христиан упрочилась, а для древних богов это поражение. Нимуэ, господин, с такой спорной победой никогда не смирится. Нимуэ нужны боги либо ничего. Ей дела нет, что за ужас придет в Британию, лишь бы боги вернулись и сокрушили ее врагов, а для этого, господин, ей необходим Экскалибур. Ей потребны все клочки и обрывки волшебной силы до единого, чтобы, когда она вновь зажжет костры, боги всенепременно ответили на призыв.