Эмили Мартин - Создания Света

Конлан был красным под бородой.

— Простите, моя королева.

— А вы? — спросила Мона у Бритты.

— Королева Алькоро попросила сопроводить ее, — сказала она. — Я не могла отказать.

Мона кивнула.

— Вы уволены, — сказала она. — Собирайте вещи, завтра до завтрака получите плату.

Я схватила ее за запястье.

— Нет, Мона, прошу…

— Это все, — сказала она.

Два стража низко поклонились. Я не упустила мрачный вид Бритты, она встала и ушла без слов. Конлан пошел за ней.

— Мона… — сказала я.

— Остальные, — сказала она страже, не слушая меня и не глядя на мою руку на своем запястье, — займут места у каждой двери и окна в этом коридоре и соседних. Не впускать никого без моей печати или записки с моей подписью, кроме тех, кто уже в комнате. Кто ослушается, тут же уйдет со службы. Свободны.

Они тихо ответили согласием и разошлись по местам. Я опустила голову, когда некоторые прошли мимо, стараясь не смотреть им в глаза.

Страж закончил приковывать Селено, обмотав его ногу сперва бинтом. Элламэй проверила двумя пальцами, чтобы убедиться, что не слишком туго, а потом встала с кровати, где он лежал без чувств. Она отряхнула свою тунику, что теперь смялась и была в крови.

— Я переоденусь и поговорю с целителем, — сказала она. — Кто-то должен остаться с ним и проверять, что он еще дышит.

— Я останусь, — сказала я.

— Я вызову слугу, — сказала Мона.

— Нет, — сказала я. — Я останусь, — стул с твердой спинкой был в паре шагов, и я схватила его и придвинула к кровати Селено, не слушая вздох Моны.

— Я все равно кого-нибудь пришлю, — сказала она и повернулась, чтобы уйти. Элламэй ушла с Валиеном.

Две руки на моих плечах быстро сжали меня сзади. Я заметила стальное кольцо Ро, все расплылось перед глазами. А потом он ушел.

Я знала, что за мной Кольм, но я не оглядывалась. Так я вспомнила бы пару мгновений, в которые забыла себя, забыла о своей цели, о том, что я уже не могла надеяться и радоваться часу смеха и приятного общения. Я поняла, что все еще сжимаю рукав в кулаке, что мою лиловую руку все видят. Я разжала пальцы, и кружево упало на пол. Кожу покалывало, я не носила ничего без рукавов с детства, и мне не нравилось теперь оголенное ощущение. Я подавила дрожь, сосредоточилась на бледном и вялом лице Селено

Ладонь мягко опустилась на мое плечо, и я удивленно напряглась. Она задевала оборванный край рукава и грела мою кожу. Я задрожала, плечи опустились. Меня так давно не касались там, на руке с пятном. Это было странно.

Это было чудесно.

— Хватит, — прошептала я.

Его рука напряглась, пропала, оставив холод в свое отсутствие. Долго стояла тяжелая тишина, я не оборачивалась и не открывала глаза. Тихий щелчок застежки, шорох ткани. Я вдохнула, замирая из-за ощущений дальше — вес теплого шелка на моей коже, синяя мантия на моих плечах.

А потом утихающие шаги. Тихий поворот ручки, медленное движение засова.

Я сжала в кулаке синий шелк, согнулась над кроватью и зарыдала в ладони.

Глава 13

Селено проспал всю ту ночь и почти весь следующий день. Я дремала урывками на твердом стуле, а потом решила свернуться на соседней кровати поверх одеяла и в обуви. Я просыпалась, когда кто-то заходил — Элламэй, разные целители, стражи, что сменяли товарищей на постах. Валиен дважды приходил к жене, целовал в лоб и хлопал по плечу. Мона и Ро пришли посреди утра, она была с чистым простым платьем для меня, а он принес пирожное с джемом в дополнение к моему завтраку. Они остались всего на пять минут, Ро виновато посмотрел на меня и ушел за Моной.

Селено дважды сменили простыни. Один раз сменили бинты на лодыжке. Три раза я помогла Элламэй влить в него воду и бульон.

— Хорошо, что его пульс и дыхание снова в норме, — сказала она к вечеру. — И дрожь вернулась, значит, тело борется с остатками мака. Должен скоро проснуться.

— Хорошо, — сказала я, тихо боясь разговора, что последует за этим.

— Наверное, я снова дам ему посконник и, может, укрепляющий тоник, — она посмотрела на меня. — Он когда-то принимал зверобой?

— Не думаю, — я не знала такую траву. — Для чего он?

— Мой народ успокаивает этим дух — боль духовную, эмоциональную, сильное горе, тревоги и все такое.

Я посмотрела на его спящее лицо. Он уже был не таким бледным, хотя круги под глазами остались.

— Это не исправить, — продолжила она. — Боль не уйдет просто так, особенно, без поддержки других. Но порой это помогает. Кольм говорит, ему помогает.

Я посмотрела на нее.

— Зачем Кольму помощь?

— Я даже удивлена, что ему это больше не нужно, хоть он снова застрял в Черном панцире, — она разглядывала пакетик желтых почек. — Он тоже в беспорядке — потери на озере, теперь странные отношения с Моной. Подозреваю, что их мама тоже не была мягкой, но это другой разговор. Он многое взвалил на плечи. Можешь поговорить с ним о зверобое, порой он, думаю, принимает и фенхель, он распространен тут как лекарство, но ты можешь спросить, как еще он справляется. Наверное, много пишет и читает, а еще ныряет — глубокая вода у народа озера прогоняет стресс и расстройство. Так они помогают телу достичь баланса, — она пожала плечами. — Мой народ всегда верил в день, проведенный в тишине на вершине, а еще зверобой, но у каждой культуры свое, — она поставила склянки на столик у кровати. — Они ничего не рекомендовали Селено?

— Они обычно так много не говорили.

— Седьмой король не должен так себя вести? — сухо спросила она. — Как и королева не должна показывать свое винное пятно?

Я покраснела.

— Я не рада твоим обвинениям.

— Это не обвинения, — сказала она. — Я просто говорю, что твой народ так увлекся идеей божественного короля и королевы, что лишили тебя права быть человеком. Это метка на твоей коже. И если тебе она не нравится, и тебе лучше, когда она прикрыта, это твое право. Но когда этого от тебя требуют другие, это плохо. Как и давать человеку страдать ради сохранения лица.

Я отвернула голову.

— Спасибо за лекцию. У нас нет роскоши идеальной монархии.

— Серьезно? — в ее голосе был настоящий гнев, и я удивленно взглянула на нее. — Спорить нет смысла. У меня есть совет, что казнил бы меня пару месяцев назад, но я не могу выгнать их к океану, потому что нужно равновесие. И я пострадала не хуже всех. Вал рос в тени ужасного короля и отца. Он тоже прикрывал метку — шрамы от гнева его отца. Мы стали друзьями в детстве, потому что я обрабатывала его раны и синяки, когда Вандален выходил из себя. Идеальная монархия, Джемма? Ты не знаешь, о чем говоришь.

Я вспомнила шрамы на ладони Валиена. Детская рана, как он сказал, не упомянув источник. Я вспомнила, что он избегал зала с портретами семьи, и стало понятно, почему он не хотел, чтобы рисовали его портрет.