Мэгги Стивотер - Воронята

— Дело не в том, что он мне говорил, а в том, что он предложил мне деньги, — сказала она, поставив ногу на педаль велосипеда. Ей важно было не представить себе в подробностях, как они будут стоять и разговаривать. Когда Блю не хватало денег на что-нибудь, самым худшим для нее было представить себе, как было бы, окажись у нее это что-нибудь.

Адам вздохнул, поняв, что она собирается уехать.

— Он не понял, что сказал. Когда дело касается денег, он дурак дураком.

— А вы — нет?

Он лишь задержал на ее лице твердый взгляд. Судя по выражению его лица, на подобные глупости он вряд ли был способен.

Блю запрокинула голову и посмотрела на звезды. Было очень трудно представить себе, насколько быстро они несутся по небосводу: движение происходило слишком далеко, и она не могла его заметить. Лев, Малый Лев, Пояс Ориона. Если бы она могла как ее мать, или ее тети, или ее двоюродные сестры прозревать будущее в небесах, интересно, что она должна была бы сказать Адаму?

— Вы еще придете в «Нино»? — спросила она.

— Вы меня приглашаете?

Она улыбнулась, услышав ответ, и сама почувствовала, что ее улыбка была опасной и Мора за такое не похвалила бы ее.

У Блю были два правила — держаться подальше от мальчишек, потому что от них одни неприятности, и держаться подальше от «воронят», потому что они подонки.

Но оба эти правила, похоже, не имели отношения к Адаму. Порывшись в кармане, она вынула салфетку и написала на ней свое имя и телефонный номер дома номер 300 по Фокс-вей. Ощущая, как колотится ее сердце, она сложила салфетку и протянула ее Адаму.

— Хорошо, что я вернулся, — сказал он и, развернувшись всем своим длинным телом, повел свой уныло скрипящий велосипед туда, откуда недавно пришел.

Блю закрыла лицо ладонями.

Я дала мальчику свой телефон.

Я дала «вороненку» свой телефон.

Обхватив себя руками, она представила себе неизбежный разговор с матерью. Если я дала кому-нибудь свой телефон, это вовсе не значит, что я собираюсь его поцеловать.

Блю подскочила на месте, услышав, как распахнулась дверь черного входа в ресторан. Но это оказался всего лишь Донни; когда он увидел Блю, его лицо прояснилось. Он держал в руке соблазнительно пухлую книгу в кожаной обложке, которую Блю сразу же узнала. Именно ее она видела в руках Президента Сотового Телефона.

— Ты не знаешь, кто забыл это? — спросил Донни. — Не ты?

Встретившись с ним посередине стоянки, Блю взяла у него книжку — это оказался ежедневник — и раскрыла. Ежедневник не позволил сразу выбрать место, где себя открыть, — он оказался настолько потрепанным, что каждая страница в нем словно претендовала на старшинство. В конце концов книжка открылась посередине, подчинившись не столько человеческой воле, сколько силе тяжести.

Явившаяся глазам Блю страница пестрела пожелтевшими вырезками из книг и газет. Красной ручкой были подчеркнуты отдельные фразы, рассыпаны комментарии на полях ( Лурейские пещеры — место силы? ворóны = вóроны? ) и вписан аккуратно обведенный рамкой список под заглавием «Места с названиями валлийского происхождения поблизости от Генриетты». Блю смогла разглядеть в полутьме большую часть перечисленных городков и деревень: Велш-Хиллс, Глен-Боувер, Харлек, Мэчинлет.

— Я вообще-то не читал ее, — сказал Донни. — Просто хотел посмотреть, нет ли здесь фамилии хозяина, чтобы можно было вернуть. А потом увидел, что это… ну, по твоей части.

Он, несомненно, имел в виду, что Блю как дочь ясновидящей должна разобраться, что делать с находкой.

— Мне кажется, я знаю, чье это, — сказала Блю, хотя подумала лишь о том, что хорошо бы не спеша, в удобной обстановке полистать тетрадь. — Я возьму ее с собой.

Когда Донни вернулся в ресторан, она захлопнула книжку. Сейчас ей хотелось ощутить ее плотность и массивность. Возможно, содержание и не окажется таким уж интересным, а вот сам ежедневник уже интересовал ее. Там было наклеено столько вырезок, что тетрадь, изначально похожая на хорошую дорогую книгу, полностью утратила свою форму, разве что ее плотно закрыть и сжать кожаную обложку. Страницы были сплошь заняты вырванными и вырезанными кусочками текстов и казались Блю очень приятными на ощупь. Она пробежала пальцами по разным страницам. Толстая кремовая рисовальная бумага с элегантным стройным шрифтом. Тонкая побуревшая бумага, покрытая причудливым шрифтом с крупными засечками. Неаккуратно вырванный кусок газеты отчетливого желтого оттенка.

И еще там были пометки, сделанные полудюжиной разных ручек и маркеров, но одной и той же деловитой рукой. Они решительно выделяли, подчеркивали и указывали. Они обозначали пункты перечней и имели энергичные восклицания на полях. Они противоречили одна другой и ссылались одна на другую в третьем лице. Линии являли собой то координатные сетки, то бездумно набросанные горы, то запутанные следы шин, тянущиеся за быстроходными на вид автомобильчиками.

Блю понадобилось некоторое время, чтобы понять, чему именно посвящена эта тетрадь. Она была разбита на неравные разделы, но было ясно, что тому, кто это сделал, то и дело не хватало места, и он продолжал тему где-то дальше. Там оказался раздел, посвященный силовым линиям, невидимым энергетическим потокам, связывающим между собой места силы. Был раздел, посвященный Оуайну Глендуру, Королю-ворону. Имелся раздел, в котором собирались легенды о спящих рыцарях, ожидавших под горами, когда их разыщут и пробудят к новой жизни. Имелся раздел со странными историями о королях, принесенных в жертву или пожертвовавших собой, и древних богинях воды, и обо всем, что в старину олицетворял собой ворон.

Более всего от тетради исходило желание. Тетрадь хотела большего, чем могла вместить, большего, чем могли выразить слова, большего, чем могли показать схемы. Страстное желание вырывалось из страниц, проявлялось в каждой яростно проведенной черте, в каждом сделанном с лихорадочным возбуждением наброске, в каждом выделенном определении. Во всем этом ощущалась какая-то болезненная меланхолия.

Среди множества нарисованной чепухи выделялся знакомый узор. Три пересекающиеся линии — длинный перекошенный треугольник. Именно его Нив нарисовала в пыли на церковной стене. А раньше — мать на запотевшей дверце душевой кабины.

Блю расправила страницу, чтобы лучше видеть. Этот раздел был посвящен силовым линиям — «мистическим энергетическим дорогам, соединяющим места духовной силы». Хозяин тетради снова и снова рисовал три линии в самых разных местах, рядом с перекошенным Стоунхенджем, с лошадьми со странно вытянутыми туловищами, с подписанным наброском погребального кургана. Объяснения символа нигде не попадалось.