Мэгги Стивотер - Воронята

Ворота гаража открылись, и оказалось, что выезд загораживает «Камаро», припаркованный прямо перед боксом. Рядом с серьезным, сдержанным и постоянно улыбающимся «Пежо» Свин казался приземистым, дерзким, грубо угловатым. Ганси вдруг ощутил вспышку безудержной любви к своему автомобилю. Его покупка была наилучшим решением за всю жизнь.

— Никак не привыкну к этой штуке, — сказал отец Ганси, окидывая Свина неприязненным взглядом.

Однажды Ганси случайно услышал, как его отец сказал: «Совершенно не могу понять, почему он так привязался к этой машине?», а мать ответила: «О, я-то как раз отлично это понимаю». С тех пор он несколько раз думал о том, как бы напомнить матери об этом разговоре, так как ему было интересно узнать ее мнение о том, почему же он купил эту машину. Анализируя причины, заставляющие его мириться с «Камаро», Ганси всякий раз начинал тревожиться, однако он знал, что это чувство в какой-то степени сродни тому, что он испытывал, сидя сейчас в идеально отреставрированном «Пежо». «Автомобиль служил оберткой для своего содержимого, — думал он, — и если он будет выглядеть изнутри так же, как любой из автомобилей, находящихся в этом гараже, выглядит снаружи, то он утратит всякий мир с самим собой. Снаружи он в значительной степени походил на своего отца. А изнутри он хотел бы выглядеть, скорее, как «Камаро». Что было, можно сказать, ближе к Адаму».

— Как дела в школе? — спросил отец.

— Прекрасно.

— Какой любимый предмет?

— Всемирная история.

— Учитель хороший?

— Вполне годится.

— А как твой друг-стипендиат? Не оказалось, что учиться здесь гораздо труднее, чем в городской школе?

Ганси повернул зеркальце заднего вида так, чтобы оно отражало потолок.

— У Адама все идет отлично.

— Наверное, он умный парень.

— Он гений, — твердо ответил Ганси.

— А что ирландец?

Ганси не мог заставить себя что-нибудь убедительно солгать насчет Ронана, тем более всего через несколько минут после разговора с Пинтером. Сейчас это было бы слишком тяжелым бременем для Ганси-младшего. Поэтому он ответил невнятно:

— Ронан есть Ронан. Ему очень тяжело без отца.

Ганси-старший ничего не спросил насчет Ноа, и Ганси сообразил, что не может вспомнить, чтобы он когда-нибудь им интересовался. Больше того, он не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь упоминал Ноа в кругу своей семьи. Еще он подумал, связывалась ли уже полиция с его родителями по поводу найденного трупа. Если не связывалась, то, наверное, и не будет. Полицейские дали Ганси и Блю карточки с кучей телефонных номеров различных юристов, но Ганси был уверен, что им обоим если и потребуется помощь, то от совсем других специалистов.

— Как твои поиски силовых линий?

Ганси на мгновение задумался, много ли говорить и в какой форме?

— Знаешь, у меня есть неожиданные достижения. Генриетта выглядит многообещающей.

— Значит, дела идут неплохо? А твоя сестра говорит, что ты погружен в меланхолию.

— Меланхолию?! Хелен просто идиотка.

Отец щелкнул языком.

— Дик, надеюсь, ты это сказал не всерьез. Надо же выбрать такое слово…

Ганси выключил зажигание и взглянул в глаза отцу.

— Она же купила на мамин день рождения бронзовую тарелку.

Ганси-старший негромко хмыкнул; этот звук означал, что Ганси-младший нашел весомый довод.

— В общем, пока что ты доволен жизнью и занят по уши, — подытожил отец.

— О! — воскликнул Ганси, забирая телефон с «торпеды». Голова у него была целиком забита проблемами. Как вбить в мозги Ронана все то, что он пропустил за последние месяцы, как вернуть Ноа к его прежнему состоянию, как убедить Адама уйти из родительского дома, невзирая даже на то, что Генриетта теперь вовсе не кажется безнадежным тупиком, какую шпильку подпустить при следующей встрече с Блю… — Да, дел у меня хватает.

Когда Блю по дороге из школы постучала в дверь «Завода Монмут», ей открыл Ронан.

— Что-то вас сегодня не видно на улице, — сказала Блю, чувствуя себя слегка смущенной. Как-никак она еще ни разу не бывала у них дома и сейчас, стоя на старой лестнице, чувствовала себя так, будто без права вторглась в чужие владения. — Я уж подумала, что, может быть, и дома никого нет.

— Ганси на празднике у своей матери, — сказал Ронан. От него разило пивом. — А Ноа помер к чертям собачьим. Зато Парриш здесь.

— Ронан, не держи ее в дверях, — сказал Адам, выглянув из-за плеча Ронана. — Привет, Блю. Ты, кажется, ни разу не поднималась сюда, верно?

— Да. Может быть, не…

— Почему? Заходи.

Замявшись на секунду, Блю вошла внутрь, и дверь захлопнулась за ее спиной. Оба мальчика пристально следили за ее реакцией.

Блю обвела взглядом просторное помещение. Оно походило на жилище безумного изобретателя, или одержимого ученого, или очень неаккуратного путешественника; после более короткого знакомства с Ганси она всерьез подозревала, что все это успешно сочетается в нем одном.

— А что у вас внизу? — спросила она.

— Пыль, — ответил Адам, откидывая ногой в сторону оказавшиеся прямо перед Блю грязные джинсы, из которых торчали трусы. — И бетон. И еще пыль. И грязь.

— И еще пыль, — добавил Ронан, направляясь к двум дверям, находившимся в дальнем конце помещения.

Тут и Ронан, и Адам застыли и, вывернув шеи, принялись осматривать помещение, как будто тоже оказались здесь впервые. Просторный зал, окрашенный в красноватые тона лившимися сквозь стеклянную стену лучами вечернего солнца, казался красивым, хотя и захламленным. На память Блю пришло то ощущение, которое она испытала, когда в первый раз листала ежедневник Ганси.

Впервые за много дней она вспомнила о видении, в котором его пальцы прикоснулись к ее лицу.

«Блю, поцелуй меня».

Она прикрыла глаза — буквально на половину вдоха, — чтобы выкинуть увиденное из головы.

— Пора кормить Лесопилку, — объявил Ронан (эта фраза не имела для Блю ровно никакого смысла) и исчез за одной из дверей, плотно закрыв ее за собой. Все равно оттуда донесся нечеловеческий пронзительный вопль, который Адам не стал комментировать.

— Сегодня нам, похоже, делать нечего, — сказал Адам. — Не хочешь просто посидеть здесь?

Блю посмотрела по сторонам — нет ли дивана. Если есть диван, то сидеть где-нибудь оказывается значительно проще. Посреди комнаты стояла незастеленная кровать, перед одним из сплошных, от пола до потолка, окон стояло очень дорогое с виду кожаное кресло (из тех, где кожаная обивка крепится блестящими медными болтами), и еще имелся стул, на сиденье которого громоздились какие-то бумаги. И никаких диванов.

— Скажи, Ноа?..

Адам покачал головой.

Блю вздохнула. «Возможно, — подумала она, — Адам был прав, когда говорил о местонахождении тела. Возможно, после того, как скелет унесли с силовой линии, он лишился энергии».