Мэгги Стивотер - Воронята

— Он здесь? — спросила она.

— Похоже на то. Но точно не знаю.

— Ноа, можешь воспользоваться моей энергией, — сказала она в пустое пространство. — Если нужно.

У Адама на лице застыло загадочное выражение.

— Очень смело с твоей стороны.

Она так не считала; если бы подобные поступки требовали от нее смелости, мать ни за что не брала бы ее на бдения у разрушенной церкви.

— Просто хочу сделать что-нибудь полезное. А ты тоже живешь здесь?

Адам покачал головой, глядя на лежавшую за окнами Генриетту.

— Ганси зовет. Ему нравится, когда все его имущество собрано в одном месте. — В этих словах явственно прозвучала горечь; после небольшой паузы он добавил: — Зря я так сказал. Он же не хочет ничего дурного. А мы… просто этот дом принадлежит Ганси. И все, что в нем есть, тоже принадлежит Ганси. Мне нужно быть с ним на равных, а если я буду жить здесь — точно не смогу.

— И где же ты живешь?

Рот Адама вдруг напрягся.

— В месте, предназначенном для жилья.

— Знаешь ли, это никакой не ответ.

— А то — никакое не место.

— Но здесь все равно жить не хочешь? — Она, запрокинув голову, рассматривала высокий потолок. В помещении пахло пылью, но добротной, старомодной, такой, которая ассоциируется с библиотеками или музеями.

— Да, — подтвердил Адам. — Когда я смогу жить самостоятельно, у меня будет место, которое я организую себе сам.

— Поэтому ты и пошел в Эглайонби.

Он посмотрел ей в глаза.

— Потому я и пошел в Эглайонби.

— Хотя ты вовсе не богат.

Он замялся с ответом.

— Адам, это меня нисколько не трогает, — сказала Блю. Если подумать, эти слова были не самыми подходящими к моменту, но когда Блю их произносила, они показались именно такими. — Знаю, некоторым это не все равно, а мне так никакого дела нет.

На лице Адама мелькнула непонятная гримаса, и он склонил голову в чуть заметном поклоне.

— Хоть я далеко не богат.

— Честно говоря… — сказала Блю, — я тоже не богата.

Адам громко расхохотался, а Блю отметила про себя, что ей начинает нравиться этот смех, которым Адам иногда разражается, а потом каждый раз сам как будто удивляется этому. И то, что это ей нравится, немного испугало Блю.

— О! Слушай! Иди-ка сюда. Тебе понравится, — воскликнул Адам.

По скрипевшему под ногами полу он направился мимо стола к застекленной дальней стене. Подойдя туда следом за ним, Блю ощутила легкое головокружение от высоты: громадные окна старого фабричного корпуса начинались в нескольких дюймах от пола, а первый этаж был намного выше, чем у нее дома. Адам, пригнувшись, рылся в штабеле составленных перед окном картонных канцелярских коробок.

В конце концов он выбрал среди них одну, на несколько дюймов отодвинул ее от окна и жестом предложил Блю сесть на пол рядом с ним. Она так и сделала. Адам немного поерзал и выбрал удобную позу, в которой его колено касалось колена Блю. Он не смотрел на нее, но что-то в его позе говорило о том, что он чувствует ее ощущение. Блю незаметно сглотнула.

— Тут всякая всячина, которую нашел Ганси, — сказал Адам. — Вещи, которые, по его мнению, не годятся для музеев, или недостаточно древние, или просто такие, с которыми он не хочет расставаться.

— Вся коробка? — удивилась Блю.

— Все эти коробки. Эта относится к Вирджинии. — Он наклонил ее, и содержимое, сопровождаемое изрядным количеством земли, посыпалось на пол между ними.

— Значит, это вирджинский ящик? А что же в других?

Он улыбнулся — совсем по-детски.

— Уэльс, и Перу, и Австралия, и Монтана, и другие странные места.

Блю извлекла из груды палку-рогульку.

— Еще один прут лозоходца? — Пусть ей самой никогда не доводилось пользоваться такими, но она хорошо знала, что некоторые экстрасенсы применяют их для обострения интуиции и с их помощью определяют направление к потерянным предметам, телам убитых или подземным источникам. Это была, так сказать, кустарная, предшествующая версия того хитрого прибора для измерения электромагнитного поля, которым пользовался Ганси.

— Похоже на то. А может быть, просто палка. — Адам продемонстрировал древнеримскую монету. Блю взяла ее и краем поскребла многовековую пыль, покрывавшую крошечную каменную собачку. У собачки не хватало задней ноги, на месте излома камень был заметно светлее шершавой поверхности.

— У нее голодный вид, — заметила Блю. Стилизованная собачка напомнила ей о врезанной в склон холма вороне со вскинутой головой и вытянутым туловищем.

Адам поднял камень с дыркой и посмотрел сквозь нее на Блю. Камень полностью скрывал остатки почти сошедшего ушиба.

Блю нашла такой же камешек и посмотрела сквозь него на Адама. Закатное солнце окрашивало его щеку в красный свет.

— Почему они оказались в этом ящике?

— Эти дырки проделала вода, — ответил Адам. — Морская. А нашли мы их в горах. Вроде бы он говорил, что они очень похожи на другие камни, которые он нашел в Англии. — Он продолжал рассматривать Блю через отверстие, и камень походил на странного вида монокль или увеличительное стекло. Блю увидела, как дернулся его кадык, а потом он протянул руку и прикоснулся к ее лицу.

— А ты красивая, — сказал он.

— Это все камень, — поспешно ответила она. Ее кожа словно горела; пальцы Адама касались самого уголка ее губ. — Все равно очень приятно слышать.

Адам осторожно взял камень из ее руки и положил на половицу между ними. Потом пропустил между пальцами прядку волос Блю.

— Моя мать любит говорить: никогда не делай комплиментов задарма, — сказал он, глядя на нее очень честными глазами. — Но этот, Блю, не будет стоить тебе ничегошеньки.

Блю, не глядя на Адама, теребила пальцами краешек подола.

— Даже и не знаю, что отвечать, когда ты говоришь такие вещи.

— Можешь, например, сказать, что хотела бы услышать что-нибудь еще.

Блю чуть ли не раздирало между желанием действительно подбодрить его и опасением, что подобные разговоры могут завести не туда.

— Мне нравится, когда ты говоришь такие вещи.

— Но?.. — вопросительным тоном добавил Адам.

— Я не говорила «но».

— Зато подразумевала. Я слышал.

Она посмотрела на его лицо — хрупкое и немного странноватое из-за ушиба. «В нем легко заподозрить смущение или неуверенность, — думала она, — но на самом деле он не такой. Ноа был таким. А вот Адам просто молчаливый. Но не потому, что ему не хватает слов, а потому, что присматривается к миру».

Правда, оттого, что она понимала это, ей было нисколько не легче ответить на вопрос: стоит ли говорить ему о той опасности, которая скрывается за поцелуем? С Ганси было гораздо легче, она просто сообщила об этом как бы между делом. Но ей меньше всего на свете хотелось сразу после настоящего знакомства отпугнуть Адама всякими громкими словами вроде «настоящей любви». Но если она ничего не скажет, то ему может взбрести в голову попытаться поцеловать ее, и тогда они оба могут влипнуть в неприятности.