Яна Левская - Раминар.

Неплотно прикрытый ставень, бился о стену. Огонь в жаровне давно потух, и часть золы сквозняком выдуло на кровать. А за стенами башни над океаном поднималось ярко-алое рассветное солнце.

14 глава. Палки в колеса

Над бурным потоком, ворочавшим камни,

На тонком и хлипком мосту повстречались

Прославленный рыцарь, каленый боями,

И девушка в платье простом и унылом.

И он попросил лишь открыть ее имя,

Сраженный улыбкой, игрой светотени.

На землю у ног ее пал гордый рыцарь,

Чтоб глаз рассмотреть неземное сиянье.

Она отвечала, что имя не песня,

И прелести нет в его букв переливе.

При звуках его увядают растенья,

И горечи тлен на губах остается.

Но рыцарь не верил словам о несчастье,

Внимая лишь голосу глупого сердца.

Он знал, что на свете нет имени горше,

Чем Смерть и Забвенье. А им здесь не место -

В глазах, что синее, чем неба просторы,

На пальцах, прозрачней объятий тумана.

Ведь губы, алее плодов земляники,

Не могут нести с поцелуем отраву.

Она улыбнулась - умерь любопытство,

Дорогу оставь для меня, не упорствуй.

Кто знает, несу я дары или копья.

И счастье ли - нам на мосту повстречаться?

Могу оказаться бедой и проклятьем,

Могу привести за собой злые ветры.

Пока не услышишь прямого ответа,

Ты сможешь уйти, веря в добрую сказку...

(из старинного предания о Рыцаре и Смерти.

Княжество Даэн-Аймал, XXVI век)

С тявканьем и лаем, под переливы далеких рожков из оврага на ленту тракта вылетела охота. Собаки дернули по прямой, вслед за поднятым зайцем исчезая в высокой траве.

Айхел поднялся на облучке, пытаясь утихомирить прянувших в сторону коней, когда на дорогу выскочили всадники, внеся своим появлением окончательный аккорд в наступившую сумятицу. Повозка проехалась задом, скатываясь на обочину. Бухнули в пол перевернувшиеся коробки, и позади протестующе заржали кони - это Халахам резко дернул поводья, чтобы не вписаться в остановившийся фургон. Эрикир уже спрыгнул на землю и первым делом бросился к колесам - проверить все ли в порядке. Из-за занавески высунулась Лайлин, протирая заспанные глаза.

- Что стряслось?

- Коняшек всполошили, охотники хреновы, - пробасил Айхел, присоединяясь к Эрикиру.

И спицы, и ободья были целы, но сама телега крепко сидела в рытвине.

- Придется разгружать - иначе не вытолкаешь, - сплюнув в сердцах, кузнец отправил парня на козлы, а сам полез в фургон искать, что сгодилось бы подложить под колеса.

Алестар, сидевший рядом с Халахамом, дернул гальта за рукав, обращая его внимание на пронесшихся вперед всадников - четверо, замедляя бег коней, разворачивались обратно к тракту, а один уже свистел собакам, отстегивая от пояса кнут.

- Где тот, который правил? - без приветствия выкрикнул один из охотников, едва они подъехали.

Халахам сразу выделил двоих. Они одеты были значительно богаче и держались наглее. У того, что гарцевал сейчас в нетерпении на разгоряченном коне, ожидая ответа, к обшлагу правого рукава был приколот красный платок, а по левой скуле растекся синяк весьма нелицеприятного вида. У его спутника на лацкане гетоны развевался платок белый, и никаких травм на благородной физии не наблюдалось. Еще двое, с отсутствующим видом державшиеся чуть поодаль, были, скорее всего, челядью - возможно, егерями.

Уцепившись рукой за стойку навеса, из фургона выглянул Айхел.

- Ты! - процедил красный платок с мрачным удовлетворением, едва встретились взгляды.

Кузнец молчал, только брови тяжело поползли к переносице.

Гальт, передав поводья Алестару, спустился вниз.

- Чем обязаны проявленному к нам с вашей стороны вниманию? Господа?

Замолчав, Халахам отметил, как спесь в глазах охотников сменяется удивлением и растерянностью. Они явно не ожидали услышать столь замысловатых речей. Сбитый с толку, красный открыл рот, издав нечто вопросительное, приправленное сомнением:

- А-э-э-м?...

- Позвольте узнать ваше имя, дамтор, - решил надавить гальт, добавляя в голос толику высокомерия.

В это время со стороны оврага донесся топот копыт. Красный встрепенулся, и самоуверенность быстро вернулась в его взгляд, осанку и голос:

- Готрейн! Младший сын барона Тенберланского, хозяина этих угодий. А вы, смею спросить, кто таков?

Пропустив вопрос мимо ушей, Халахам проводил глазами семерых всадников, выскочивших на дорогу. Заметившие Готрейна и его спутников, они уже останавливали коней, окружая фургоны.

- К чему было прерывать столь удачную охоту, ваше благородие? Смею вас уверить, тот русак не избежал бы клыков гончих, если бы вы не отогнали собак.

- Хорошо, что напомнили, кого мне стоит благодарить за сорванное веселье, - красный отвесил шутливый поклон, не покидая седла, и благосклонно покивал на раздавшиеся тут и там смешки. - Сорванное, прошу заметить, уже второй раз за эти сутки! - потемневший взгляд охотника предназначался Айхелу.

Кузнец, по-прежнему не говоря ни слова, вышел вперед и сложил руки на широкой груди.

- Мне думается, я понимаю причину вашего негодования, - сдержанно начал гальт плести паутину слов. - Но давайте не будем пороть горячку и посмотрим на ситуацию без гнева и предубеждения. Переосмыслим действия каждой из сторон. Накануне, в зале ресторана...

- Сейчас не время пересказывать драматические истории! - поспешно перебил Готрейн. Окинув Халахама взглядом с головы до ног и еще раз в обратном порядке, он, уже на полтона ниже, поинтересовался, - Кто вы, дамтор? Речь выдает в вас человека благородного. Что же вы делаете в окружении... подобном этому?

- Мои спутники не менее благородны, нежели я сам. О причинах же, побудивших нас следовать именно в таком виде и составе, я предпочел бы умолчать.

Красный платок задумался.

- Рейн, посуди сам, - шепнул ему товарищ так, чтобы не расслышали ни егеря, ни приглашенная на охоту из соседних поместий знать, - что было делать мужичью у Керо? Под "серебряным пером"!

Готрейн, перехватив над его плечом взгляд рыжеволосой дамы в маленькой шляпке с пером фазана, изобразил сладкую улыбочку. Дама взмахнула ресницами, закатывая глаза. В это время его внимание привлекло чуть слышное шушуканье. Повернувшись к кузнецу, отпечаток чьего кулака с недавних пор украшал благородную скулу баронского отпрыска, Готрейн ощутил приятную щекотку в основании позвоночника. Взяв здоровяка за руку, к его уху тянулась прелестная девушка. Короткие летние штаны открывали изящные икры, простая темно-красная рубашка, стянутая коротким корсетом под грудью, оттеняла светлую кожу и удивительным образом сочеталась с вишневыми локонами подобранных вверх волос. Не отрывая взгляда от приятной картины, Готрейн изменившимся голосом произнес: