Сара Рааш - Снег как пепел

Мальчик не старше четырех-пяти лет приближается к очереди из рабочих, в которой стою я, и ставит кувшин на землю. Он зачерпывает воду ковшом и подносит его мужчине. На вид ему столько же лет, сколько и Генералу. Мальчик повторяет свои действия, пока очередь не доходит до меня.

— Никакой воды для нее! Приказ Ангры! — кричит сзади солдат, и хвост плети щелкает у ног ребенка.

Тот подпрыгивает, заливая водой руки и землю. Взгляд его голубых глаз обращается к моему лицу, и он весь подбирается в ожидании следующего удара. Я отшатываюсь назад больше инстинктивно, чем осознанно. Все разумные мысли испарились, стоило мне увидеть воду, а на их место пришла безрассудная жажда. Глаза видят сейчас лишь кувшин с водой, и тем не менее я делаю еще один шаг назад. Мне не нужна вода. Я не хочу привлекать внимание к кому-то еще.

— Да, — хриплю я. — Он прав. Мне нельзя воды.

Солдат, уже поднявший плеть, хмуро наблюдает за моим покорным отступлением. Я отворачиваюсь, цепляю на плечи торбу и прикрываю веки, когда в нее опускают очередной черный камень. Мальчик возвращается к прерванному занятию, вода выплескивается через края кувшина. Никакой боли, никаких последствий. И никакой воды. Пока я буду со склоненной головой принимать отмеренное мне, трудностей не возникнет.

Это все, что я могу сделать. Никому не мешать, не доставлять неприятностей людям, которые пережили столько страданий. Солдаты выкинули тело мертвого мужчины несколько часов назад, но на земле рядом с лесами осталось кровавое пятно. Я прохожу по нему, ощущая на себе взгляд мальчика. Он лишь очередное тело из армады рабочих Спринга — беззащитное существо, которое солдаты уничтожат ради собственного удовольствия.

От жажды кружится голова, и я оступаюсь, но иду дальше. Еще один шаг, Мира. Еще один шаг.

Мы работаем до самой ночи. Когда солнце уходит за стены Эйбрила, солдаты подают сигнал, и винтерианцы по трапам спускаются вниз. Мы бросаем торбы в одну кучу и оставляем те камни, что не отнесли, на завтра. Стена немного выросла, но ощущать удовлетворение от выполненной работы по строительству этого города — все равно что ощущать признательность за жалкую похлебку, полученную нами по возвращении в лагерь. Выхлебав свою порцию и запив ее кружкой воды, я спешу убраться подальше, прежде чем меня накажут за то, что я набила брюхо. Когда я ела в последний раз? Завтракала в Битае перед битвой?

— Ты все еще здесь! — восклицает Несса, когда солдат толкает меня в клетку.

Она наклоняется ко мне со своего места между Коналлом и Гарриганом. Ее братья слишком заняты своими мисками, чтобы интересоваться тем, как я пережила этот день.

— Тебя покормили? Хочешь добавки? — Несса протягивает мне недоеденную похлебку.

Она отказывает себе в еде ради меня, когда я в Битае съела, наверное, больше, чем она за всю свою жизнь. Я опускаюсь на пол.

— Оставь себе. Я в порядке.

На лице Коналла мелькает легкое удивление. Он ожидал, что я заберу у нее еду? Неужели я выгляжу такой эгоистичной, или он предположил, что я должна такой быть? Наверное, я и есть эгоистка. И была ей все это время. Не хотела вступать в брак поневоле, хотя Винтер нуждался в союзнике. Хотела выполнять миссии, хотя есть те, кто сильнее, быстрее и намного ловчее меня, и они гораздо лучше справляются с этой работой.

Несса что-то спрашивает, но я не успеваю ответить — мои веки смыкаются под тяжестью перетащенных сегодня камней. Словно издалека доносится шепот обращающейся к братьям Нессы и тихие разговоры других винтерианцев, невидимых под покровом ночи: «Она здесь, еще одна беженка. И она пережила первый день».

Я пережила этот день. Другие — нет.

Дни проходят за тяжелой работой. Иногда вечерами Несса заговаривает со мной, спрашивает о моей жизни. Я рассказываю ей все, что приходит на ум, пока убийственные взгляды Коналла не начинают причинять почти физическую боль. Тогда я умолкаю, сжимаюсь клубочком в углу и пытаюсь уснуть. Пытаюсь, потому что мне мешают погрузиться в дрему их голоса:

— Ты не должна привязываться к ней.

Коналл так жестко и так часто повторяет эти слова, что они уже въелись в мой мозг.

— Отстань. Ты просто сам уже разучился привязываться к кому-либо, — отмахивается Несса.

Не знаю даже, с кем из них я согласна. Мучения и монотонная работа выматывают, не давая всерьез задумываться над этим. Пока не наступает моя девятая ночь в лагере. Я просыпаюсь от кошмара — черного, как смерть. Здесь что-то есть — в нашей клетке. Что-то темное, жуткое и…

— Тебе это снится! — говорит сидящая передо мной на корточках Несса.

Отпрянув, я натыкаюсь спиной на стену. Несса разворачивается к своим братьям, маячащим позади и глядящим на меня так, будто я разговаривала во сне.

— Мы — Винтер, — заявляет Коналл.

— Что? — хмурюсь я.

Он улыбается. Слабой, невеселой улыбкой промучившегося всю жизнь человека. Несса поднимается и протягивает мне руку. Я осторожно беру ее. Коналл с Гарриганом отходят в задний угол клетки, окутанный густыми тенями поздней ночи. Лагерь притих, истощенный работой, ближайший к нам солдат охраняет ворота.

Я встаю у двери клетки, обхватив пальцами прутья решетки. Замок большой, размером с ладонь, толстый и старый. Я рассеянно касаюсь своей косы. В ней нет отмычки. Стала бы я вскрывать замок, будь она у меня? За проведенные здесь дни я ничего не предприняла для побега. Никак не могу решить, стоит ли рисковать собой и окружающими людьми. Сейчас так тихо, так спокойно, что можно почти забыться. Нет ни щелкающих плетей, ни криков, ни боли, ни опустошенных лиц с отпечатком неминуемой смерти. Только черные небеса, и звезды, и…

Позади раздается скрип, и я резко поворачиваюсь. Дверь в земле! Гарриган открыл ее, и со старых деревянных досок сыплются пыль и камешки. А под ней уходит, падая во тьму, туннель.

— Что это? — выдыхаю я.

Несса бросает на меня взгляд через плечо.

— Они хотят встретиться с тобой.

Коналл первым подходит к дыре в земле и прыгает во тьму. Раздавшийся следом глухой стук показывает, что падать пришлось недолго. Тут же снизу протягиваются руки за Нессой. Нырнув вниз, она исчезает в темноте, и я остаюсь наедине с Гарриганом.

— Куда ведет этот ход?

Он еле заметно пожимает плечами и указывает рукой на проход.

— С тобой ничего не случится, — обещает он.

Он грозен, как Коналл, но в отличие от него не потерял надежды. Гарриган — тот, кто не дает им рассориться друг с другом. Я сажусь на край дыры, поддевая ногами землю на стене снизу. В туннеле так темно, что я лишь чувствую на себе взгляд Коналла, но не могу разглядеть его глаз.

— Прыгай, — тянутся ко мне две руки.

Выдохнув, я соскальзываю вниз, позволяя меня подхватить и помочь встать на ноги. Дверь глухо захлопывается над нашими головами, и, судя по тихому стуку камешков по дереву, Коналл маскирует ее, присыпая землей. Мою ладонь обвивают пальцы, но это не Коналл. Рука хрупкая и прохладная, как у ожившей фарфоровой куколки. Несса ведет меня к одной из стен и прижимает мою ладонь к камню. Неровными шишками выступают на стене булыжники, облепленные неровным слоем грязи. Я замираю. На стене что-то есть — извилистые бороздки на гладкой поверхности камней.