Томас Тимайер - Стеклянное проклятие

Но Оскар не сдавался.

– А зачем тогда лингафон, – заметил он, – если все равно приходится изучать языки?

– Как тебя понимать?

– Я говорю о нашем приборе-переводчике. Почему мы должны зубрить слова и грамматику, если у нас есть устройство, которое может переводить с любого языка – даже с такого, который в Европе до сих пор не известен. С его помощью «заговорила» даже Вилма. Почему бы не пользоваться лингафоном, а сэкономленное время потратить на что-нибудь более полезное?

Гумбольдт скрестил руки на груди.

– Ни один, даже самый совершенный прибор не может заменить изучение языка. При этом в первую очередь развивается логическое мышление и организуется мыслительный процесс, – ответил Гумбольдт. – Что помогает сохранять голову ясной. Кроме того: а как быть, если отсутствует источник электрического тока или лингафон испортится? Техника – вещь очень хрупкая, и далеко не всегда исправно служит в тех местах, куда нас время от времени заносит. Вы же не хотите закончить жизнь в котле у каких-нибудь полудиких аборигенов только потому, что поленились как следует развить языковой центр своего мозга? – Он протянул руку Оскару, помогая ему подняться. – Довольно тебе возиться с этим. Иди садись, и продолжим.

Оскар уселся на место, чувствуя себя круглым идиотом. Нашел с кем ввязаться в спор! Гумбольдт был человеком, который привык добиваться того, чего хотел. Так сказать, прирожденным победителем. Это было у него в крови. Как и у его отца, знаменитого натуралиста Александра фон Гумбольдта. Если, конечно, они и в самом деле были отцом и сыном. Он уже совсем было решил, что этот Святой вечер – худший в его жизни, когда раздался громкий стук в парадную дверь.

Гумбольдт помедлил, выглянул и только после этого покинул кабинет, ворча на ходу:

– Дадут ли мне в этом доме хоть полчаса покоя!

Выглянув из окна кухни, Шарлотта увидела всадника – курьера Прусской почты. Синий форменный сюртук с красными кантами, узкие брюки с лампасами, на голове – фуражка с красным околышем. Лошадь посыльного всхрапывала и вздрагивала, с удил срывались клочья пены – очевидно, она всю дорогу неслась галопом.

Шарлотта опустила занавеску.

– Кажется, это курьер экстренной доставки.

Элиза, которая в эту минуту пыталась оттереть специальным мылом чернила с платья девушки, подняла голову.

– Почему ты так решила?

– Я видела у него в руках письмо. Такие конверты используют только для очень срочной корреспонденции.

Желто-серый длинный конверт был запечатан красным сургучом.

– Пойду-ка взгляну, – Шарлотта поспешила к двери, где ее дядюшка уже здоровался с курьером.

Почтальон приподнял фуражку и поклонился.

– Герр Донхаузер?

Девушка заметила, как ее дядя сердито поджал губы при упоминании имени, которое официально носил. Она-то не сомневалась, что он действительно был внебрачным сыном Александра фон Гумбольдта, хотя этот факт до сих пор оставался не доказанным. И вообще этой темы в его присутствии не следовало касаться.

– У меня для вас приглашение. – Латунные пуговицы с имперским орлом сверкнули на солнце. – Распишитесь о получении, пожалуйста.

Курьер протянул ученому официальную бумагу и карандаш. Гумбольдт поставил подпись и взял конверт.

– И еще письмо – для фрейлейн Шарлотты Ритмюллер. Это вы, барышня?

– Да, – Шарлотта взяла письмо и быстро взглянула на обратный адрес. – Я тоже должна расписаться?

– Нет, благодарю. В этом нет необходимости.

Гумбольдт сунул руку в карман и протянул курьеру несколько монет.

– Премного благодарен, – поклонился почтовый служащий. – Желаю приятного дня. С Рождеством вас!

С этими словами он вскочил в седло, и подковы его лошади снова защелкали по брусчатке.

– Что там внутри? – поинтересовалась Шарлотта. – Кто нам пишет?

– Нам? – ученый насмешливо покосился на племянницу. – Если мне не изменяет зрение, на конверте стоит только мое имя.

Девушка не сдавалась:

– Но ведь оно из Берлинского университета, я вижу печать его канцелярии. А значит, скорее всего, адресовано всем нам.

– Ты так думаешь? – Гумбольдт приподнял бровь.

С тех пор, как ученый в знак протеста против научной рутины и замшелых ретроградов-академиков повернулся спиной к университету, ему удалось создать нечто вроде маленького частного исследовательского отряда, задачей которого стало расследование и объяснение необычных, а порой и совершенно невероятных событий и феноменов. Началось все с открытия ранее неизвестного индейского народа в Перу, умеющего строить летательные аппараты, за этим последовала экспедиция в восточную часть Средиземного моря, где исследователям довелось столкнуться на дне морском с гигантскими механическими монстрами. Оба дела вызвали острый интерес прессы во многих странах, и если руководство университета прислало приглашение, значит, весть об открытиях и приключениях Гумбольдта и его спутников достигли самых влиятельных научных кругов.

– Ну, давай же! – не выдержала Шарлотта. – Открывай!

Гумбольдт не спеша проследовал в кабинет, взял нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт. Извлек оттуда листок дорогой бумаги ручной работы и развернул его. А затем, сведя брови на переносице, принялся за чтение. Внезапно его лицо прояснилось.

– Беллхайм! – наконец воскликнул он. – Не может этого быть!

– Кто?

– Рихард Беллхайм. Один из крупнейших этнографов нашего времени. Мы вместе проучились несколько семестров. Превосходный парень! Целую вечность его не видел!

– Почему?

– Ты же знаешь, что я постоянно путешествую, да и он тоже. Рихард – специалист по Африке, и проводит там большую часть жизни. Но это не его почерк. Должно быть, официальное приглашение. – Он перевернул листок. – Ага, вот: «Два года в Сахаре», – Гумбольдт слегка присвистнул. – Долго, однако!

– А что пишут в приглашении?

– Через три дня он сделает доклад о своей экспедиции. Нам прислали два билета. Загляни-ка в конверт!

Шарлотта заглянула. Там действительно лежали билеты, отпечатанные на бумаге с золотым обрезом.

– О чем еще говорится в письме?

Гумбольдт поправил очки и сразу сделался серьезным.

– Что там? Не мучай меня!

– Похоже, там будет присутствовать сам император. Здесь сказано, что он окажет университету эту высокую честь. Приглашены только придворные и официальные лица. – Он с сожалением бросил письмо на стол. – Какая жалость. Я бы с удовольствием послушал отчет старого приятеля…

– Что ты имеешь в виду?

Гумбольдт печально улыбнулся.

– Ты разве не понимаешь? На протяжении нескольких последних лет Германия пытается завладеть колониями на Африканском континенте. При этом мнение самих коренных жителей Африки никого не интересует – ее кромсают, как именинный пирог. Прискорбная глава в истории Германии, но все как всегда пытаются оправдать «национальными интересами», – последние слова он произнес так, словно у них был отвратительный вкус. – Если Беллхайм в присутствии императора докладывает о своих исследованиях в Северной Африке, то речь, скорее всего, идет о возможности приобретения новых колоний, а меня это совершенно не интересует. Постараюсь встретиться со старым приятелем в другой обстановке – с глазу на глаз и в самой непринужденной атмосфере.