Брендон Сандерсон - Путь королей

— Если мы будем держаться на безопасном расстоянии, Холин решит, что мы разведчики, оставленные Садеасом. Нам придется штурмовать расщелину. Иначе он не станет спускаться навстречу.

Услышав это, мостовики побледнели.

— Кроме того, — продолжил Каладин, — если мы и впрямь спасем кого-нибудь из людей Холина, они будут о нас говорить, и Садеас поймет, что мы все еще живы. Он выследит нас и перебьет. Отправившись назад, мы отказываемся от шанса на свободу.

Мостовики закивали, соглашаясь. Они собрались, вооружились. Пришла пора уходить. Каладин пытался уничтожить поселившееся внутри отчаяние. Этот Далинар Холин, скорее всего, был как все. Как Рошон, как Садеас, как любой другой светлоглазый. Снаружи добродетельный, но испорченный внутри.

«Но с ним тысячи темноглазых солдат, — возразил внутренний голос. — Они не заслужили такой ужасной участи. Совсем как мой старый отряд копейщиков».

— Мы им ничего не должны, — прошептал Каладин. Ему показалось, что в первых рядах армии Далинара Холина все еще реет синее знамя. — Ты их в это втравил, Холин. Я не позволю своим людям умереть из-за тебя. — Он повернулся спиной к Башне.

Рядом стояла Сил, повернувшись к востоку. Каладину показалось, что сама его душа завязывается в узел при виде отчаяния на ее лице.

— Спренов ветра привлекает ветер, — негромко заметила она, — или они его создают?

— Не знаю, — ответил Каладин. — Есть разница?

— Возможно, нет. Видишь ли, я вспомнила, какой я спрен.

— Разве сейчас подходящее время для этого?

— Я создаю узы. — Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. — Я спрен чести. Дух клятв. Обещаний. И благородства.

До Каладина как будто доносились отзвуки битвы. Или разум обманывал его?..

Неужели он и впрямь слышал, как люди умирали?

Видел, как солдаты убегали кто куда, бросая своего военачальника?

Они все сбежали. Парень упал на колени рядом с телом Даллета.

Зелено-пурпурное знамя реяло над полем боя в гордом одиночестве.

— Я усвоил урок! — зарычал Каладин, и знамя перед ним опять стало синим.

Далинар всегда сражался в первых рядах.

— Что случилось в прошлый раз? — вскричал Каладин. — Я все понял! Я не повторю ту же самую глупость!

Все навалилось на него, грозя сокрушить. Предательство Садеаса, неимоверная усталость, бесчисленные смерти. На миг он опять вернулся в передвижной штаб Амарама — стоял на коленях и смотрел, как жестоко убивают его последних друзей, слишком слабый и измученный, чтобы им помочь.

Он поднял трясущуюся руку и ощупал клеймо на лбу, влажное от пота.

— Холин, я тебе ничего не должен.

И ему как будто прошептал в ответ отец: «Кто-то должен начать, сын. Кто-то должен шагнуть вперед и сделать то, что правильно, именно потому, что так правильно. Если никто не начнет, остальным не за кем будет идти».

Далинар пришел на помощь людям Каладина, атаковал тех лучников и спас Четвертый мост.

«Светлоглазых не заботят чужие жизни, — сказал Лирин. — Значит, о них должен заботиться я. О них должны заботиться мы».

«И ты тоже…»

Жизнь прежде смерти.

«Я так часто терпел неудачу. Меня сбивали с ног и растаптывали».

Сила прежде слабости.

«Я же поведу своих друзей на смерть…»

Путь прежде цели.

«…но это будет смерть за правое дело».

— Нам надо вернуться, — негромко сказал Каладин. — Клянусь бурей, нам надо вернуться.

Он повернулся к Четвертому мосту. Один за другим мостовики кивали. Люди, которые всего-то несколько месяцев назад считались армейскими отбросами, — и в те времена их интересовали только собственные шкуры — глубоко вздыхали, отметали прочь мысли о собственной безопасности и кивали. Они были готовы идти за ним.

Каладин посмотрел на небо и сделал резкий вдох. Буресвет зашумел внутри его, словно полноводная река, как если бы он подставил губы Великой буре и втянул ее в себя целиком.

— Мост поднять! — скомандовал он.

Мостовики ответили своему капитану приветственными возгласами, схватили мост и водрузили на плечи. Каладин взял щит и покрепче ухватился за кожаные ремни с внутренней стороны.

Потом повернулся, высоко поднял его и с воплем повел своих людей на штурм — обратно, к брошенному синему знамени.

В доспехе Далинара зияли десятки маленьких пробоин, из которых вытекал буресвет, но все главные пластины пока оставались на месте. Свет поднимался над ним, как пар над котлом, и, по своему обыкновению, неспешно растворялся.

Солнце палило нещадно, доспех раскалился, как печка. Далинар очень устал. После предательского бегства Садеаса прошло не много времени по меркам битвы. Но он выкладывался полностью, сражаясь на передовой, бок о бок с Адолином. Его доспех потерял много буресвета. Он становился все тяжелее, и каждый замах давался сложней. Вскоре паршенди набросятся на него все разом.

Князь многих убил. Очень многих. Пугающее количество, и Азарт ему не помогал. В душе царила пустота. Лучше это, чем удовольствие.

Он убил слишком мало. Паршенди сосредоточили усилия на двух осколочниках, потому что человек в блестящем доспехе и со смертоносным клинком мог быстро закрыть собой любую брешь в строю. Нужно первым делом расправиться с ним и Адолином. Они это знали. Далинар это знал. Адолин это знал.

Рассказывали истории об осколочниках, которые сражались до конца, но после долгой героической битвы враги давили их числом. Полная ерунда. Осколочника всегда старались убить первым, чтобы забрать клинок и с его помощью расправиться с остальными противниками.

Далинар снова замахнулся, чувствуя, как мышцы слушаются все хуже из-за усталости. Он умрет раньше, чем утратит последние силы. Жизнь была хороша. «Не проси у них того, чего не сделал бы сам…» Далинар споткнулся, и осколочный доспех показался ему таким же тяжелым, как обычный.

Собственной жизнью он распорядился довольно неплохо. Но вот его люди… их он подвел. Думая о том, как глупо он завел их в ловушку, Далинар вновь ощутил тошноту.

А ведь еще была Навани.

«И вот я наконец-то выбрал момент, чтобы начать добиваться ее расположения… — подумал он. — Потерял шесть лет. Потерял всю жизнь. Теперь ей снова придется скорбеть…»

От этой мысли Далинар поднял руки и крепче встал на камнях. Отразил натиск паршенди. Продолжил биться. Ради нее. Он не даст себя убить, пока еще может дать отпор врагам.

Доспех Адолина также истекал буресветом. Юноша все сильнее выбивался из сил, защищая отца. Они даже не говорили о том, чтобы попытаться перепрыгнуть через расщелины и сбежать. Шансов слишком мало — здешние ущелья оказались чересчур широкими, — но превыше всего было то, что они не бросили бы своих людей умирать в одиночестве. Они с Адолином жили согласно Заповедям. Умрут они также согласно Заповедям.