Брендон Сандерсон - Путь королей

— Седла поменяли до того, как ты явился в мой лагерь, — продолжил Далинар. — Ты это сделал, потому что не хотел, чтобы любимое седло испортилось, когда сорвется с лошади. Ты все спланировал, ты все сам устроил. Вот откуда взялась твоя уверенность в том, что подпругу перерезали.

Элокар съежился и кивнул:

— Кто-то пытался меня убить, но ты не поверил! Я… я думал, это можешь быть ты! И я решил… я…

— Ты перерезал собственную подпругу, создавая иллюзию явного покушения на твою жизнь. Такую, чтобы я или Садеас взялся за расследование.

Элокар, поколебавшись, опять кивнул.

Далинар зажмурился и медленно выдохнул:

— Элокар, ты хоть понимаешь, что натворил? Из-за тебя во всех лагерях в случившемся начали подозревать меня! Ты дал Садеасу шанс меня уничтожить. — Он открыл глаза и посмотрел на короля сверху вниз.

— Я должен был узнать… — прошептал Элокар. — Я не мог никому верить…

Он застонал под весом Далинара.

— А что с треснувшими самосветами в осколочном доспехе? Тоже твоя работа?

— Нет.

— Тогда, возможно, ты и впрямь кое-что вскрыл, — проворчал князь. — Думаю, обвинять тебя во всем и сразу не стоит.

— Можно я встану?

— Нет. — Далинар навалился еще сильней и положил руку королю на грудь. Элокар прекратил дергаться и в ужасе воззрился на него. — Если я нажму, ты умрешь. Ребра треснут — как веточки, сердце лопнет — как виноградина. Никто не станет меня винить. Они все шепчутся — зря, мол, Черный Шип не сел на трон еще много лет назад. Твои охранники верны мне. Никто не отомстит за тебя. Всем будет наплевать.

Далинар чуть усилил нажим, и племянник выдохнул.

— Ты меня понимаешь? — тихо спросил князь.

— Нет!

Великий князь Холин вздохнул и, отпустив своего племянника, встал. Элокар судорожно втянул воздух.

— Твоя одержимость убийцами, возможно, безосновательна, — проговорил Далинар. — Или же у нее имеются весьма серьезные основания. Так или иначе, ты должен кое-что понять. Я тебе не враг.

Элокар нахмурился:

— Так ты не собираешься меня убивать?

— Клянусь бурей, нет! Мальчик мой, я тебя люблю как сына.

Элокар потер грудь:

— У тебя… очень странно проявляются отцовские инстинкты.

— Я годами следовал за тобой. Я дарил тебе свою верность, преданность и свои советы. Я присягнул тебе… пообещал, поклялся самому себе, что никогда не возжелаю трон Гавилара. И все ради того, чтобы быть твоей надежной опорой. Но несмотря ни на что, ты мне не доверяешь. Ты устраиваешь спектакль с подпругой, впутывая меня, и собственными руками возвышаешь врага, чтобы ему легче было интриговать.

Далинар шагнул к королю. Элокар съежился.

— Что ж, теперь ты знаешь, — сурово продолжил великий князь Холин. — Элокар, если бы я хотел тебя убить, я бы это сделал уже десять с лишним раз. Сто с лишним раз! Похоже, ты не считаешь верность и преданность доказательствами моей честности. Что ж, если хочешь вести себя как ребенок, обращаться с тобой я буду соответственно. Теперь ты точно знаешь, что я не желаю твоей смерти. Ибо если бы желал, раздавил бы твою грудную клетку — и дело с концом!

Они с королем посмотрели друг другу в глаза.

— А теперь, — спросил Далинар, — ты понимаешь?!

Элокар медленно кивнул.

— Хорошо. Завтра назовешь меня великим князем войны.

— Что?!

— Сегодня Садеас меня предал. — Князь подошел к сломанному столу, пнул обломки. Из выдвижного ящика выкатилась королевская печать, и Далинар подобрал ее. — Погибли почти шесть тысяч моих солдат. Мы с Адолином едва спаслись.

— Что? — Элокар с усилием принял сидячее положение. — Это невозможно!

— Вовсе нет. — Далинар глянул на племянника. — Он увидел возможность отступить и позволить паршенди уничтожить нас. И сделал это. Как настоящий алети. Безжалостный, но изображающий подобие чести или неких нравственных принципов.

— И… ты хочешь, чтобы я его судил?

— Нет. Садеас не хуже и не лучше остальных. Любой из великих князей предал бы своего соратника, увидев шанс сделать это без риска для себя. Я намереваюсь разыскать способ объединить их не только на словах. Он должен существовать. Завтра, едва ты назовешь меня великим князем войны, я отдам доспех Ренарину, чтобы выполнить обещание. Чтобы выполнить еще одно, я уже отдал клинок.

Он приблизился, не сводя глаз с Элокара, и стиснул в ладони королевскую печать.

— Как великий князь войны я прикажу, чтобы Заповеди стали обязательными во всех десяти лагерях. Потом я буду руководить войной, напрямую определяя, какие плато будут штурмовать те или иные армии. Все светсердца будут принадлежать Трону, а распределять их как трофеи станешь ты. Мы превратим это из соревнования в настоящую войну, и я сделаю из десяти наших армий — и их генералов — настоящих солдат.

— Буреотец! Да нас убьют! Великие князья взбунтуются! Я и недели не протяну!

— Они обозлятся, это точно. И да, это будет весьма опасно. Нам придется куда более внимательно подбирать стражников. Если ты прав, кто-то уже пытается тебя убить, так что нам в любом случае стоит этим заняться.

Элокар внимательно посмотрел на него, потом на сломанную мебель и потер грудь.

— Ты совершенно серьезен, верно?

— Да. — Он бросил печать племяннику. — Ты поручишь своим письмоводительницам составить приказ о моем назначении, как только я уйду.

— Но ты ведь говорил, что неправильно вынуждать людей следовать Заповедям, — возразил Элокар. — Ты сказал, что лучший способ изменить людей — жить праведно и быть примером для остальных!

— Это было до того, как Всемогущий солгал мне. — Далинар по-прежнему не знал, что и думать о случившемся. — Многое из сказанного я почерпнул из «Пути королей». Но кое-чего не понимал. Нохадон написал книгу в конце жизни, после того как навел порядок, после того как вынудил королевства объединиться и восстановил земли, которые обезлюдели во время Опустошения.

Книга была написана, чтобы воплотить идеал. Ее дали тем, кто уже шел какое-то время по правильному пути. В этом моя ошибка. Прежде чем что-то начнет действовать, наши люди должны обрести хотя бы основы чести и достоинства. Адолин кое-что мне сказал — нечто мудрое. Он спросил, отчего я принуждаю своих сыновей жить по столь строгим правилам, в то время как другим позволяю блуждать окольными путями и никого не осуждаю.

Я относился к великим князьям и их светлоглазым как ко взрослым. Взрослый может взять некую идею и приспособить ее к своим нуждам. Но мы еще к такому не готовы. Мы дети. А когда обучаешь ребенка, от него нужно требовать правильных поступков, пока он не подрастет достаточно, чтобы выбирать самостоятельно. Серебряные королевства не начинались как единые славные бастионы чести. Их этому обучили, взрастили их, помогли перейти из юности в зрелость.