Элли Блэйк - Огненная Кровь

Кай оттолкнул меня от перил, когда весь мир задрожал, как погремушка в яростной хватке младенца, все скрипело и стонало в знак протеста. Еще один сильный удар послал на обоих, скользить по главной палубе.

Вспышки молнии ползали по полуночно-голубому небу, покрытому дымкой болезненно-зеленого цвета на горизонте. Паруса были свернуты, но все равно трепетали на ветру.

Корабль плыл вверх по склоны волну в тяжелом понижении, а затем взгромоздился на гребень на короткую вечность, прежде чем опрокинуть край, накренившись носом вниз, чтобы впасть в желоб. Я закричала, когда гора воды ударилась об нос корабля, захлопнув шлюзы, так сильно врезавшись в нас, что мы попали в сторону поднятой палубы. Если бы не барьер, вода взяла бы нас с собой, когда она пронеслась по краю.

Когда я смахнула воду с глаз, то увидела, что Кай держал в одной руке веревку, которую я позволила ему завязать вокруг моей талии, его пальцы скользили по мокрым нитям. Он закончил как раз вовремя, прежде чем очередной удар в нос корабля кошмарно погрузил нас в желоб, сметая душащей зеленой водой.

— Джаро выглядит усталым. Мне нужно взять руля! — сказал Кай, прежде чем скрыться.

Я повернулась, чтобы посмотреть, как он подходит к матросу, который держал руль. Молния озарила Кай, когда он освободил Джаро, его промокшая белая рубашка сияла, его волосы стали гладки прилипнув к лицу и блестели, как полированное, красное дерево, его обычно бронзовая кожа словно обесцветилась. Руль уперся в его руки, как призовой бык, когда мы достигли гребня другой волны. Скудные мышцы его рук напрягались, чтобы держать его под контролем.

Очередное погружение, очередной спуск воды, очередной подъем, и старый матрос который стоял за рулем оказался рядом со мной. У него было широкое лицо и редкие черные волосы, посыпанные серебром; они были связанны веревкой на затылке. Его рубашка и штаны были заплатанные, тяжелые и пропитанные водой. Он решительно указал. — Вернитесь в каюту!

Но теперь, когда я была на палубе, я не хотела возвращаться в душные пределы каюты. Ощущение того, что меня поймали в ловушку, все еще осталось после кошмара. Когда я покачала головой, матрос почти незаметно пожал плечами и привязался рядом со мной, когда корабль прорвался через еще одну волну, и очередной поток стремительной воды омыл палубу.

Время от времени я заставляла ноги поддерживать меня, чтобы я могла украдкой взглянуть на Кая. Его руки дрожали, его лицо было вырезано из гранита, а его скулы резко выделялись под его кожей. Глаза его непоколебимо смотрели вперед. Он сражался, чтобы держать нос корабля, направленный прямо в волну за волной, когда море ударяло нас кулаками, пока все, что существовало в мире, не было мокрым, соленым и холодным.

Это было бесполезно, борьба корабля против моря. Буря казалась бесконечной, непреодолимой. Я боялась, что, в конце концов, Кай совершит ошибку, и мы потеряемся, повернувшись к осколочной, бьющейся смерти.

Что подумает Аркус, если я никогда не вернусь? Он предположит, что я предпочла держаться подальше, что я забыла его? Эта мысль заставила грудь ныть от боли. Или он знает, что я никогда не покину его? Опять же, откуда бы ему это знать? Несмотря на то, что он умолял меня остаться — или, по крайней мере, самая близкая вещь похожая на мольбу от него — я уехала.

Как всегда, мой разум вернулся к практическим вопросам. Аркус был далеко, а я была здесь. Если существует какой-то способ выжить, я найду его. Я вытерла с глаз смесь дождя и морского бриза, потом проверила волны и небо, а затем Кай. Он выглядел, так же: все еще у руля, все еще сосредоточенно смотрел прямо.

Но волны были уже не такими высокими, и ветер не таким свирепым, и небо не совсем темное. Часы или вечность после наступления шторма, купол сверху повернулся от индиго до розовато-серого оттенка. Экипаж распространился по палубе, бросаясь в такелаж, проверять мачты, ярды и паруса. Ещё один парус был развернут. Кай рявкнул на усталую команду и получил ответ. Я повернулась, чтобы увидеть, как он передал штурвал кому-то другому, и немного шатаясь, спускался по ступенькам.

Я возилась с веревкой вокруг моей талии оцепенелыми пальцами, проклиная, когда они соскользнули. Тень упала на меня.

Кай не говорил. Он просто опустился на одно колено, вытащил нож из сапога и начал резать веревку. Его руки дрожали. Часы удерживания корабля взяли свое.

Когда веревка упала, он посмотрел мне прямо в глаза, и я напряглась, готовясь к упрекам. Вместо этого его голос был спокойным.

— Я вижу, ты встретила Джаро. Он особенно любит беспризорников и бродяг. Так что будет кудахтать на тобой как курица-наседка, но по крайне мере, он будет делать это на Темпезианском. Он обычно плавал на торговом судне во времена моего деда.

— Миледи, — сказал Джаро, шагнув вперед с придворным поклоном. Когда он наклонился, вода потекла с его волос на лоб и вытекла на кончик носа. Если бы у меня была энергия, я, возможно, рассмеялась бы, как это нелепо: седой матрос кланялся как придворный, крестьянке, которая пыталась, но не смогла стать леди.

— И, Руби? — сказал Кай, встретившись со мной взглядом.

— Да?

— В следующий раз оставайся в каюте.

К концу недели я знала, что такое грот-мачта и фок-мачта, грот с верхушки, порт с правого борта, нос с кормы, и могла отличить главную палубу от квартердека. Это напомнило мне об Аббатстве Форванд в том смысле, что все имело свое место, хотя названия были разными. Вместо кухни, камбуз, вместо трапезной кают-компания, кладовые это трюм, а общие спальни, кубрик.

Джаро и его двенадцатилетняя дочь, тощая, вечно активная корабельная девушка по имени Авер, обеспечили меня бесконечными лекциями по морскому плаванию, в том числе, как судить, сбалансированы ли паруса, как перемещаться с помощью астролябии, как связать множество узлов, как починить паруса или веревку, и как защитить часть веревки от натирания. Если что-то имело какое-либо отношение к веревке, Джаро знал об этом все. Иногда, когда он слишком долго гудел, мне хотелось, чтобы он знал немного меньше.

Джаро был в восторге, когда понял, что я уже знала основы Судазийского. Он включал уроки языка в каждое занятие, обучая меня Судазийскому, в тот момент, когда инструктировал Авер на Темпезианском. Каждое слово повторялось на обоих языках, и я была вправе спросить, что означают слова и практиковаться в их произношении. Он был терпеливым учителем, хотя и не мог удержаться от смеха над моими самыми смешными ошибками.

Каждый день Кай проводил инспекцию с боцманом, суровой женщиной по имени Эйлинн. Экипаж хватался, исправляя все, что было неуместно. Было ясно, что они уважают своих командиров. Эйлинн говорила только на Судазийской, но она всегда учтиво кивала мне.