Павел Кувшинов - Я – Игрок

Наверное, так даже лучше.

Я вдруг подумал, что тогда, в Академии, я был по-настоящему счастлив. Да, меня разлучили с родными, заставили отречься от них и поклясться впредь, сторониться подобных связей. Но, по крайней мере, вокруг никто не умирал.

Конечно, учитывая, что это было за место, смерти случались. На моих глазах один ученик скончался, по ошибке сыграв карту «Удушье», а другой не смог пережить действия карты «Отчаяние». Но это были вполне мирные смерти. Да они кричали, умирая, ощущали боль, но в них хотя бы никто не вонзал острые когти и не разрывал на куски. И их кровь не была на моих руках, а утраченная жизнь – на моей совести.

Что я увидел за то недолгое время, что провёл за стенами Академии Игр? Ужасы, смерть, кровь и боль. Вот каков мир за стенами безопасных крепостей. Вот какова моя судьба, вот, с чем мне придётся жить дальше.

Жить, пока другие, кто мне дорог, те, к кому я испытываю симпатию, или даже те, кто просто оказался рядом со мной, гибнут один за другим.

Выходит, что тот этап жизни, о котором я всегда хотел забыть, на самом деле являлся островком спокойствия и стабильности посреди необъятного океана хаоса и отчаяния. Но то время прошло, его уже не вернуть, и о нём остались лишь воспоминания. И картины тех днях, что я по-прежнему могу достать из кладовых собственной памяти, только сейчас, в свете происходящего и грядущего, стали по-настоящему прекрасны…

Моё воображение разбивается миллиардом хрупких осколков, и виной тому нечто, или некто, настойчиво толкающий меня в шею.

Мой взгляд вновь фокусируется на окружающем меня пространстве, и я окончательно выхожу из оцепенения.

И виновник тому (или благодетель) – Джелли. Это она тыкается носом мне в шею, слегка подталкивая. Её тёплое дыхание приятно щекочет кожу. Лошадь словно бы пытается что-то сказать, используя для этого доступные ей средства.

– Да, наверное, ты права, – говорю я, нежно поглаживая своего нового попутчика. – Пора возвращаться в замок.

Джелли издаёт громкое ржание, запрокинув голову. «Так и есть», – наверное отвечает она. Или что-то в этом духе.

Лошадь позволяет мне взобраться на неё, несмотря на отсутствие седла.

– Надеюсь, ты не сбросишь меня в ближайшие кусты? Без поводьев мне придётся держаться за твою шею, или гриву.

В ответ Джелли вздергивает голову, издав странный звук.

– Ладно, не обижайся. Я пошутил.

Я легонько трогаю животное пятками и вывожу на тракт. Затем мы переходим на рысь, направляясь по дороге на восток.

В замок я прибываю к вечеру. Горизонт, где едва угадываются неясные очертания Серых гор, заливается кровавой краской закатного солнца, уже практически полностью пропавшего из вида.

Сгущаются сумерки.

Одинокий, никем не примеченный, я въезжаю в ворота замка. Стражи нигде не видно.

Я вверяю заботу о Джелли низкому пухлому мужчине с ёжиком рыжих волос. Этот человек заведует личной конюшней Виктора Дедавинского. Он заверяет меня, что с моей «девочкой» будут обращаться, как с графиней. Не уверен, что именно мужчина хотел этим сказать, но я решаю не переспрашивать его.

Вместо этого просто удаляюсь, сдержанным тоном произнесся слова благодарности.

Замок также кажется пустым. Прислуги нигде не видно.

Первым делом я проверяю комнату Кристины, но и она оказывается пуста. Единственный, кого мне удаётся обнаружить, это сам граф. Он ходит по кабинету взад-вперёд, а пальцы лихорадочно теребят позолоченную пуговицу.

Едва я вхожу, как он бросается ко мне и кладёт руки мне на плечи – не знаю, может, Виктор бы этим не ограничился и обнял меня, как близкого друга, но что-то в моём взгляде останавливает его, и прежде чем заговорить, он отступает на почтительное расстояние.

– Голубь от Уильяма опередил тебя. Но его сообщение было кратким, и в нём говорилось лишь о том, что Угорье теперь в безопасности…

– А где все? Замок пуст, – я перебиваю графа самым непочтительным образом.

– Они отправились по моим поручениям в Город, – поясняет Виктор, пропустив мой резкий тон мимо ушей.

– Все?

– Да, у нас в замке намечается… одно мероприятие. Ты сам скоро всё узнаешь.

– А Кристина?

– Она тоже в Городе, – кивает граф. – Так что произошло в Угорье?

Я тяжело вздыхаю, и, пройдя в глубь кабинета, опускаюсь на стул. Граф, расценив это, как приглашение к беседе, занимает место за своим столом, прямо напротив меня.

Затем я даю Виктору полный отчёт о моих недавних «приключениях». Рассказываю обо всё, что произошло, кроме одной лишь детали – вмешательства Тёмных Игроков. В связи с этим мне приходиться лгать по поводу смерти наёмников. Альдин погиб от когтей одного из порождений ночи, а Эдвиса похоронил заживо устроенный мной обвал – он не успел выбраться на поверхность.

Вышло вполне правдоподобно. Ложь слетает с моего языка также непринужденно, как пожелание доброго сна или хорошего самочувствия. Кажется, что я приобретаю новый для себя навык – умело искажать правду.

Хотя, наверное, с моей стороны такое отношение к графу Дедавинскому как минимум справедливое, учитывая, что он скрывает от меня правду о том, кто я такой.

Я лишь спрашиваю себя: а изменилось бы хоть что-нибудь, знай я правду о самом себе? Смогла бы эта информация повлиять на цепь событий, начало которым было положено в катакомбах Алкхааза?

Виктор воспринимает известия о смерти наёмников со скорбью на лице. Надеюсь, что его эмоции искренние, что это не маска, которую он вынужден одевать в моём присутствии, и ему действительно жаль Эдвиса и Альдина. Если же это не так, то ему стоит отдать должное – его актерская игра выше всяческих похвал.

Моя интуиция по-прежнему продолжает настаивать на том, что граф хороший человек. На его совести может быть немало грехов, но разве сам я идеален, и меня не в чем упрекнуть? Если Виктор что-то от меня скрывает, то только потому, что считает это необходимым, также как и я утаиваю правду в беседах с ним, полагая, что иначе нельзя.

Граф предлагает выпить за светлую память наёмников. И когда наполненные на моих глазах бокалы пустеют, он заверяет меня, что я не виноват в их смерти, и также просит меня не приписывать ответственность в их участи на себя.

– Скажите это их родным, – возражаю я.

– Нет у них родных. В мире живых, по крайней мере. Все их близкие мертвы, кого-то убили порождения ночи, кто-то встретил смерть мирно. Думаю, что отчасти именно благодаря этому они могли заниматься своим делом. Обычно люди рискуют жизнью, исполняя долг, или же для того, чтобы защитить своих любимых. Но иногда семья ложится тяжким бременем на твои плечи, и от твоей храбрости не остаётся и следа.

– Не понимаю, – признаюсь я.

– Я не трус, Саймон. И это не хвастовство, лишь констатация факта. Но когда я ждал известий из Угорья, я подумал: смог бы я, умей сражаться или обладай магией, отправиться с вами, оставив дома жену и дочку? И я понял, что ответ на этот вопрос отрицательный. Он всегда будет таковым. Если бы нашему дому грозила опасность, я, не задумываясь, закрыл бы жену и дочь собой. Но я скорее умру, прижимая их к себе, чем позволю моей супруге овдоветь, а ребёнку осиротеть из-за того, что их муж и отец решил рискнуть собственной жизнью ради спасения других.