Марина Дяченко - Преемник

– И тогда отец принцессы кликнул клич, – я огляделась в поисках новых персонажей и наткнулась взглядом на кувшин для воды. – Он, то есть король, пообещал всякому, кто спасет его дочку… Во-первых, принцессу в жены, а во-вторых, Великий Золотой Кувшин в вечное владение… Вот он, – я показала Алане посудину, – а большего сокровища в том краю и не было… И вот отважный воин…

– Он что, из-за кувшина? – справедливо возмутилась Алана. – А принцесса?..

– И принцесса, – успокоила я. – Прежде всего он хотел жениться… И он не боялся чудовища… То есть боялся, конечно, но смелости в нем было больше… И вот он отправился в поход…

Поход отважного воина длился почти полчаса. Он странствовал по кухне, встречая на пути все новые препятствия; Алана помогала ему изо всех сил, и нянька, тихонько наблюдавшая из-за двери, беззвучно всхлипывала и вытирала слезы. Я боялась, как бы нянюшкины сантименты не вспугнули девочку – но Алане, по счастью, было не до того.

Наконец, воин и чудовище встретились; разыгралась небывалая битва, в результате которой злой совок лишился своего одеяния и был заточен в печь. Алана смеялась заливисто, как-то даже похрюкивая; нянька вконец растрогалась и убралась в свою комнату – плакать.

Некоторое время мы с Аланой просто сидели, разомлев, и вспоминали подробности пережитого воином приключения; я предложила сыграть свадьбу солдата и красавицы – но Алана наморщила нос и заявила, что это скучно. Я удивилась – девочек обычно интересуют именно свадьбы, а не батальные сцены… И тут же опомнилась – у нее ведь был старший брат. И отец– герой Осады… Она видела себя скорее мальчишкой, конечно, отсюда и строптивый нрав и хулиганский характер…

Я захотела потрепать ее по загривку – и не решилась. Важно каждое движение, один неосторожный шаг – и все сначала, а ведь пройден такой путь… Спугнуть сейчас Алану – все равно что соскользнуть с самой вершины ледяной горы, куда долго взбирался, обламывая ногти…

– А теперь еще, – потребовала она шепотом.

– Про кого? – спросила я с готовностью.

– Про моего брата, – она смотрела на меня внимательно и печально. – Как он бьется… со злыми.

Сделалось тихо. Перекресток на большой дороге и затихающий вдали стук копыт…

– Нет ничего проще, – улыбнулась я после паузы. – Злых, конечно, собралось видимо-невидимо, но наш Луар всех одолеет… – в руках у меня снова оказался деревянный солдат. – Вот идет Луар по дороге, идет-идет… навстречу ему…

– Ты что, его невеста? – спросила Алана с отвращением. – Ты женишься на нем, да?

Из щели за печкой настороженно показались тараканьи усы.

– Женщины выходят замуж, – поправила я машинально. – Женятся мужчины.

– Все равно, – Алана покривила губы.

Мы помолчали. Я не знала, что делать и что говорить; деревянный солдат в моих руках казался неуклюжим и бесполезным.

– Так что дальше? – требовательно прищурилась Алана.

– Идет-идет, – сказала я глухо, – а навстречу ему… волшебник.

– Злой? – тут же предположила Алана.

– Злой, – я устало кивнула. – Добрых волшебников и на свете-то не осталось… Превращу-ку, говорит волшебник, тебя, Луар, в чудище… Снаружи как человек, а внутри – как Черный Мор, безжалостный и беспощадный… И забудешь ты, Луар, родных своих и друзей… И они от тебя отрекутся. И пройдешь по земле, как железная метелка…

– А Луар его – мечом? – перебила меня Алана.

– Нет… Волшебник-то еще не договорил. Вот, говорит он, что сделаю я с тобой, и никто никогда не полюбит тебя… И ты никого не полюбишь… Потому что чары мои тверже стали…

– А Луар его – мечом? – тянула свое кровожадная девчонка.

– Еще нет. Вот… Чары мои тверже стали. А расколдовать тебя невозможно… Потому что люди слабые. Люди не умеют как следует любить и как следует ненавидеть – зато они умеют забывать… Навсегда. И люди забудут тебя, Луар…

Алана фыркнула:

– Дурак! Луар его как мечом стукнет…

– Да, – вздохнула я. – Вот тут-то он его… Мечом. Тот и пикнуть не успел…

– А Луар?

– Лег спать, – я уложила деревянного солдата поперек стола. – Он устал. Я тоже. А ты?

Алана прислушалась к своим ощущениям.

– И я, – сказала она неуверенно.

– Тогда пойдем, – я поднялась, протянула ей руку – и тут же, проследив за ее взглядом, резко обернулась.

Поздно. Тень изможденной женщины отшатнулась и исчезла.

Перед выступлением Эгерт собрал свой отряд, намереваясь произнести короткое слово.

Он хотел подбодрить своих бойцов накануне трудного и опасного похода – однако при виде угрюмых либо равнодушных лиц вдруг озлился, и речь его обрела совсем иное направление.

И в лучшие времена полковник Солль горазд был насмешничать; теперь он просто брызгал ядом, хлестал подчиненных едкими и жестокими упреками, язвил и издевался – и в конце концов горько пожалел, что не погиб во время Осады вместе с последними достойными воинами городского гарнизона… Ибо счастье им, так и не дожившим до великого позора, а потомки их, те, кто носит оружие теперь, годны разве что на посмешище да на расплод…

Тут полковник, осененный новой мыслью, пообещал обратиться к городскому начальству с инициативой – оскопить наиболее трусливых и глупых стражников, дабы не плодить на земле бездарность. Трое дамочек вольного поведения, традиционно прикрепленных к гарнизону и потому ставших свидетелями Соллевой речи, переглянулись с мрачными усмешками; стражники потели, играли желваками и с ненавистью поглядывали на начальника – ибо друг на друга они смотреть и вовсе избегали.

Наконец, Солль выдохся, с презрением оглядел свое покрытое красными пятнами воинство и приказал выступать.

Стража на воротах отсалютовала товарищам, отправляющимся в поход; закрыв глаза, Солль вообразил ниточки слухов, выползающие из ворот вслед за отрядом… а то и впереди него. Сеть слухов, как круги по воде, вестники и шпионы, пробирающиеся с хутора на хутор, несущие сведения Сове…

Он закусил губу. Если отряд за его спиной казался подобравшимся, злым медведем – то в подчинении у Совы озверевший осиный рой. И нет другого выхода – взять или погибнуть, причем второе лучше, мертвый Солль вряд ли сможет вернуться в город и арестовать собственного сына… То есть того, кто считался таковым без малого двадцать лет.

Ни с того ни с сего он пришпорил лошадь; бойцы его, ругаясь сквозь зубы, поспешили следом. Сквозь редкие тучи пробилось наконец солнце, осветив расстеленную перед полковником цветную тактическую карту: рощу вдалеке, перекресток дорог да отдаленное селение. Даже не закрывая глаз, Эгерт видел теперь и сокрытое горизонтом – зеленый шелк с вышитыми на нем перелесками и полями, деревнями и хуторами, рекой и ручьем, стенами глухого леса – разбойничьего угодья…