Анастасия Михайлова - Апокалипсис завтра

Сильная звонкая пощечина обожгла ему щеку.

— Мелкий выродок! — взвизгнула Ева в гневе, и Руперт ошарашено посмотрел на женщину, не находя объяснения такой резкой смене настроения. — Не смей лгать мне! — она попыталась успокоиться, глубоко вдохнув воздух. — Ну что ж, не хотела я, — женщина ухватила подбородок парня холодными пальцами и склонилась, обнажая клыки.

Сандерс судорожно вздохнул, боясь, что сейчас вампирша вопьется ему в шею, но вместо этого она быстро двинулась вперед и поцеловала его, нагло пропихивая язык к нему в рот.

Офигел — мягкое слово для описания того, что испытал Руперт. Он был шокирован и обескуражен. Здесь что, все перестали дружить с головой? Ева быстро отлипла от него и облизнулась, а потом пальцами попыталась подправить помаду на губах, но бросила это дело и быстро начала записывать в блокнот, диктуя сама себе:

— Руперт Сандерс, едва исполнилось двадцать. Американец. Врожденная способность к изучению языков. Обучается в другой стране… ммм… Финляндия, так? Справедливый, добродушный и наивный молодой человек, — она криво усмехнулась, быстро скользя ручкой по бумаге. Руп вытер тыльной стороной ладони губы и заметил на ней остатки красной помады. — Не женат, в отношениях не состоит, не девственник. Метка клана Вуду… чертовы некрофилы… сделана чуть больше трех лет назад. Слабая, чисто для отвода глаз, — женщина посмотрела на него и помотала головой. — И безнадежно влюблен в нашу сегодняшнюю гостью, — она прикрыла рот рукой и снова рассмеялась. — Безответная любовь это так мило.

Руп даже покраснел от возмущения и смущения. Да какое право она имела все это вслух говорить?! Да не то, что говорить, узнавать! Это все личное. Если Джимм знал обо всем этом, то никогда бы не стал даже подавать виду, что осведомлен о некоторых аспектах жизни парня. Правда… он и о метке не сказал, хотя, судя по всему, любой этернель мог ее заметить, даже обычный человек с кровью вампира в теле. Что за чертовщина? Вуду? Это она про клан Эдду? То есть, этот ненормальный вампир, перед тем как отправить их с Самантой в Финляндию, что-то с ним сделал, а он, Руп, даже не заметил? И, что самое главное, зачем ему это понадобилось, если темнокожий знал, что, скорее всего, больше не увидит ни его, ни Сэм?

Ева не так восприняла его удивленное выражение лица, за размышлениями о метке.

— Это не самая моя выдающаяся способность, Руперт, — вампирша откинула волнистые волосы за плечо. — Различные выделения могут многое рассказать о смертном, а я научилась это многое читать. Если бы захотела узнать тебя получше, просто сделала бы минет.

Парень совсем опешил и закинул ногу на ногу, на что Ева громко рассмеялась, тыча в него не пишущим концом ручки.

— Я пошутила, дурачок, только слюна. Такая наивная моська. Ну, ты и… скучный урод, — она демонстративно зевнула и махнула притихшим кайфующим в сторонке амбалам. — В лабораторию его. Хозяин почти закончил, — вампирша вырвала листок из блокнота и, сложив его пополам, отдала Томми. — Это господину Лерою, в руки. Думаю, ему будет интересно.

Еще несколько пролетов вниз, и казалось, что его увели в недра земли, далеко-далеко под кору. Стены очень слабо подсвечивались какими-то странными узкими и закрученными в слабую спираль лампами. Они были попросту ввинчены в стены и, чуть извиваясь, вытягивали свои тонкие «щупальца» к потолку, разливая голубоватый свет. Освещение, скорее всего, было не для лучшего обзора, а для какой-то непонятной Руперту красоты или антуража. Воздух был спертым и горячим. Парень сразу покрылся испариной, мелкие капли пота блестели на его лбу и красных щеках. Откуда-то издали, в конце длинного и узкого — видимо под стать лампам — коридора, лилась знакомая мелодия. Кажется, Моцарт. Протяжная, грустная и в то же время заставляющая душу стремиться куда-то ввысь, торжествуя в своей печальной и мрачной манере.

— Вовремя, — пробасил лысый качок по правую руку от Руперта. — Как раз на перекус…

— Или первое блюдо.

Оба мордоворота, впрочем, не были рады и просто констатировали факт, нежели запугивали юношу в праздном желании увидеть его трясущиеся коленки. Сам Руперт медленно плелся, пытаясь понять, есть ли отсюда еще хоть какой-то выход, или же та широкая лестница с высокими ступенями являлась единственным путем наверх. Собственное положение и негнущиеся ноги после встречи со странной женщиной из клана… как его… Фиррор, пугало куда меньше, нежели ее туманные слова, сказанные своему главе по телефону. «Круговую». Что это? То самое «место», про которое говорил Томми на входе в резиденцию? Однако с первых секунд знакомства с людьми этого клана было ясно, что не стоит ждать ничего хорошего. То, что Руп слышал на первом этаже неприметного здания, после того, как вышел из кабинета Евы, наводило леденящий ужас, заставляющий дрожать каждую клетку его тела.

Крик, пронесшийся по узким темным коридорам, был надрывным и слишком нечеловеческим.

— Господин, — женский голос был полон мольбы.

— Тише-тише, маленькая паршивка, сделаем громче? Сейчас будет моя любимая часть, — сказал глубокий мелодичный голос.

Уровень звука повысился. С каждым шагом Руперт все сильнее ощущал вибрации в пространстве. Звук колебался, отражаясь от стен, встречался с другими звуковыми волнами и полностью гасил их.

Руперта подвели к распахнутой двери, которая, наверное, весила полтонны — такая она была толстая, словно сейф-двери центрального банка.

— La-a-crimo-o-sa [6] Lacrimosa — это часть «Dies Irae», секвенции в реквиеме. Ее текст на латыни происходит от 18-й и 19-й станс секвенции. Многие композиторы, включая Моцарта, Берлиоза и Верди, положили текст на музыку. , — молодой мужчина с утонченным лицом французского аристократа открывал рот, подпевая реквиему Моцарта, и плавно дирижировал двум капельницам, стоящим возле высокого операционного стола.

Помещение было относительно небольшим, так же тускло освещенным, как и коридор — здесь было лишь несколько неоновых ламп по периметру. Почти все пространство занимал операционный стол и множество приборов, идентифицировать принадлежность которых Руперт не смог. Темные волосы мужчины со скальпелем в окровавленных руках, что так самозабвенно отдавался подпеванию и дирижерству, нездоровым блеском отражали голубое свечение неона. Все еще находясь к двери и «гостям» боком, этернель скосил глаза на пришедших и быстро приставил указательный палец к своим губам. На них тут же остался кровавый след, в неоновом свете казавшийся черным. Аристократ был только в штанах, верх отсутствовал, являя худощавый торс «господина» всем присутствующим. Забрызганный все той же кровью, надо сказать.