Сергей Варлашин - Юные дарования. Скептик

— Огромное. Отсюда конца не видно. Только если залезть на дерево. Но и тогда ты можешь не отличить его от поля за ним.

— Значит это ветер, так модулирует эхо собачьего воя, что его слышно с болота?

— Это старая история.

— В смысле.

— Сейчас я ещё несколько пучков наберу и полноценно расскажу.

Я дождался, когда она закончит и прилёг на траву, на склоне солнце приятно напекало мне лицо, а лучи, отражаясь от чёрной воды, слепили меня. Вой повторился.

Мне рассказывала бабушка. — она села рядом, и стала завязывать травинками пучки в букетики. — Шёл здесь как то охотник по осени. Смотрит, гуси плавают. Он возьми да убей пару из них. Ждёт, когда собака за ними сплавает. Та не хочет. Ни в какую. Он её и насильно в воду затаскивал и уговаривал по-всякому. Не хочет и всё. Гуси жирные, жалко добычу терять. Крюк смастерил из веток, веревку, что с собой была, привязал за свободный конец и давай забрасывать. Не долетает. Коротка оказалась. Ну добычу жалко бросать. Снял сапоги, разделся. Собака скулит, в воду не пускает. Ну, он её слушать же не станет. Жердь с собой взял естественно, длинную. Веревку один конец. Полез в воду. За одним гусем сплавал, нормально всё. Вода холодная, но терпимо. До второго доплыл, хвать его, да запутался в водорослях. Так и потонул.

— А Собака чего на помощь не пошла?

— А кто её знает, может, боялась чего. Тело охотника сыновья нашли, как и все вещи. Как лежали, так и остались. А вот собака пропала. С тех пор, уже второе столетие слышно её вой на болоте. Бабушка мне велела не ходить сюда одной. А если очень надо, то можно вдвоём и засветло.

Вой повторился и не смотря на припёк, у меня пошли мурашки по коже.

— Ты наверно уже закончила?

— Да помоги сложить в мешочки всё и пойдём, назад. Я себя здесь тоже уютно не чувствую. Особенно по ночам.

— Ты и ночами здесь бываешь? — уставился я на неё.

— Бывает.

— Но зачем!?

— Полыницу, только при полной луне собирают. Ты наверно не знаешь.

— Нет.

— Ну, вот можем возвращаться.

Мы пошли назад, я старался держаться неё, как можно ближе. Мне, не смотря на ясное вечернее солнце, становилось крайне неуютно и неприятно здесь находится. Хоть очевидных и видимых причин я для этого, выявить не смог.

— Лекарство тебе надобно какое? — вдруг спросила она. — Кровь у тебя с молоком и медом, да вдруг хворь, какая есть, а ты не говоришь.

— Я здоров и ни на что не жалуюсь. Есть правда подозрения на кариес, но это дело в городе решу. Не проблема. Да вот тётя моя, хромает на коленку, еле заметно. Не говорит причины. Я допрашивать не стану, раз сама не откроет. Вот.

— Я что нибудь придумаю. Как придём домой.

Когда мы подошли к её дому, солнце садилось за деревню, живо озаряя её последним ярко красным светом. Есть в этом крае своя особенная красота. Её не получится описать на страницах и облечь в слова, можно только украдкой выразить в живописи, но я здесь не мастак. Есть шанс запечатлеть её и на фотографии, для этого тоже должен быть особенный талант, не присущий добрым девяносто пяти процентам, всем современным фотографам. Яра завела меня в дом и принялась искать на шкафу, встав на стул, одной ей ведомые вещи, позвякивая баночками и жестянками. Выудив одну с янтарной жидкостью, она вручила её мне.

— Мухоморная настойка. Не для приёма внутрь. — сразу предупредила она меня. — Пусть вотрёт в ногу, а лучше сразу поставит на ногу компресс на ночь. Три дня подряд перед сном. Должно помочь.

— Премного благодарен. Тётя Оля должна оценить заботу. Хочешь, оставлю в тайне, что это ты мне дала?

— Зачем? Она женщина, и так обо всем сама догадается. Не благодари пока, пусть сначала поможет средство.

— Ладно, напои меня чаем, домой пойду.

Домой Яра отпускать меня не торопилась. Просила меня посидеть с ней, пока она будет перевязывать букеты и развешивать их под потолком на специально растянутую леску. На вопрос, почему она не сушит их, например, в сарае за домом, она отвечала, дом и так полупустой. Места ей одной за глаза хватает. Всё время, в процессе плетения и завязывания узлов она пела.

Закончив работу и перестав петь, пошла провожать меня до двери с одной просьбой.

— Могу я тебя попросить кое-что сделать для меня?

— Луну со дна моря или звёзд в лукошко с неба собрать?

— Такие пустяки я и сама могу. — воодушевилась Яра. — Ты когда будешь кататься по окрестности. Найди мне, пожалуйста, и выкопай, молоденькое дерево можжевельника. Я давно его прикопать у себя хочу. Да не даётся он мне. То не приживётся, то высохнет, то корни ему погрызут. Махонькое совсем, можно веточку одну. Уж я его прикопаю, выращу теперь. Главное, чтобы оно через твои руки, пришло ко мне. Да вот ещё, осторожнее там будь, не измажься в глине, она у нас повсюду.

Я конечно насторожился, вспомнив случай произошедший со мной на кладбище, но согласился. Будто глины на Руси мало. Но больше меня заботило другое. Высказал ей свои опасения насчет непредсказуемости ночной дороги по деревне домой. Исходя из недавнего опыта, когда пробродил до самого утра. Она кивнула. Советовала, не беспокоится больше об этом, и чтобы не плутать идти старой, привычной мне, дорогой. Как обычно договорились встретиться, послезавтра. Я поверил ей и не мудрствуя лукаво, пошёл прямо к дому. Без лишних, ночных, упоительных и майских прогулок уже через пятнадцать минут был дома.

— Привет Оля. Я тебе принёс одну микстуру. — с ходу начал я. — С ней тебе нужно будет сделать компресс на ночь. На больную коленку. И так три дня подряд.

— Что за средство?

— Мухоморная настойка.

— Пробовала, не помогает.

— Эта поможет. — сказал я с полной и непоколебимой уверенностью.

— Я хоть и не просила. Но спасибо. Ну и лиса твоя подруга.

— Я знаю.

— Чего это ты так рано сегодня, никак нагулялся? — удивилась Оля раннему моему приходу.

— Нагулялся. Именно что нагулялся. На болоте, мы сначала по центру шли, там твердь есть, а потом левее, если представляешь, к лесу вышли.

— На болоте! Так туда никто, даже из местных не ходит. Нет там тверди, даже по краю не решаются опытные охотники ходить. Как вы только не утопли? Божечки мои — дети мои! Был один случай, я тебе расскажу.

— Про собаку? Слышал.

— Про собаку. Охотник утоп, собака до сих пор покоя не найдет.

— Ты не поверишь, конечно же. Я бы точно не поверил, расскажи мне кто такое, но я слышал, как она выла. В голосе её не было ничего злобливого, только грусть и тоска.