Стивен Эриксон - Охотники за костями. Том 2 [litres]

– Плакать сегодня решил, Смелый Зуб?

Старшина кивнул.

Норов плюхнулся на стул, угрожающе заскрипевший под его тушей. Воспалённые глаза вперились в Банашара.

– От этого у него слёзы делаются цвета крови. Говорят, он только раз такое раньше устраивал, когда помер Дассем Ультор.

Нижние боги, и почему я должен при этом присутствовать?

– Это мне урок, – пробормотал Смелый Зуб, вновь опуская голову. – Не стоит верить всему, что тебе говорят.

Банашар нахмурился, пристально глядя на собутыльника. А это ещё к чему?

Кувшин эля возник на столе словно из ниоткуда, сотканный их общей жаждой, и Банашар, избавленный от дальнейших наблюдений – и от всех прочих сложностей мыслительного процесса, – расслабился, предоставляя этому вечеру идти своим чередом.

« Да, господин (или госпожа), он сидел со старыми солдатами, делал вид, будто он такой же, как они, хотя на самом деле просто самозванец. Сидел там всю ночь напролёт, пока Куп не выволок его за порог. Где он сейчас? В своей вонючей, грязной каморке, где же ещё, слеп и глух ко всему миру. Да, воистину, для мира Банашар мёртв ».

Дождь лил стеной, потоки воды струились по зубчатым стенам, из бойниц, а туча над головой за последние двадцать ударов сердца словно бы просела ещё ниже, поглотив вершину старой башни. Окно, из которого Жемчуг смотрел наружу, некогда являло собой высшее достижение островной технологии: сплавлением песка здесь сумели получить пузыристое, рябое, но в остальном почти прозрачное стекло. Однако век спустя поверхность его покрылась патиной радужных разводов, и мир снаружи выглядел пятнистым, как незавершённая мозаика, фрагменты которой расплавил некий всепожирающий огонь. Хотя языки пламени были не видны Жемчугу, он с пугающей уверенностью знал, что они совсем рядом, и сколько бы дождя ни извергали из себя небеса, это ничего не меняло.

Ничем иным, но именно огнём был уничтожен его мир. Огонь забрал у него единственную женщину, которую он когда-либо любил. И не было ни прощальных объятий, ни слов утешения, ни взаимных заверений. Нет, лишь этот вечный нервный танец друг вокруг друга, в котором желание мешалось со злостью, – и ни он, ни Лостара так и не сумели сделать шаг навстречу.

Даже здесь, за этих крохотным окном и толстыми каменными стенами он мог слышать скрип и стоны потрёпанного, ржавого флюгера на крыше, под резкими порывами ветра, взявшего Паяцев замок в осаду. Они с Лостарой ничем от этого флюгера не отличались, их точно так же кружило, бросало то туда, то сюда… беспомощные жертвы высших сил, не поддающихся контролю. Не поддающихся даже пониманию. Убедительно ли это звучало? Едва ли.

Адъюнкт дала им поручение, и когда всё завершилось так мрачно, как и должно было, Жемчуг осознал, что всё это путешествие оказалось не более чем прелюдией – насколько это касалось его собственной жизни, – и истинная цель ждала далеко впереди. Возможно, на деле всё было просто, и душа его насытилась бы, достигнув объекта своих желаний. Возможно, она была тем, что он всё это время искал. Но Жемчуг не был в этом уверен, теперь уже нет. Лостара Йил умерла, а то, что гналось за ним, преследовало, толкало вперёд – никуда не делось. Стало только хуже.

Худ бы побрал этот проклятый грязный город. Почему именно здесь должно происходить всё важное для Империи? Потому , ответил он себе, что в Генабакисе есть Крепь. В Кореле – Стена Бури. У Семи Городов имеется И'гхатан. А в сердце Малазанской империи лежит город Малаз. Где всё началось, туда и возвращается, раз за разом. Снова и снова. Незаживающие гнойные раны. И когда поднимается жар, кровь может хлынуть в любой момент – и затопить всё вокруг .

Он представил, как по городу внизу растекается кровь, ползёт вверх по скальным стенам, плещется у основания Паяцева замка. Поднимется ли она ещё выше?

– Это моя мечта, – произнёс у него за спиной человек, сидевший со скрещёнными ногами.

Жемчуг не обернулся.

– Что?

– Не понимать твоего нерасположения, Коготь.

– Не сомневайся, – сказал Жемчуг, – что содержание моего отчёта Императрице перевернёт твою опрятно упакованную повозку. Я там был, и я видел…

– Ты видел то, что хотел увидеть. Ведь на самом деле у всех тех событий, которые ныне пытаются пересматривать, нет никаких иных свидетелей, кроме меня, Ведь пытаются, да? Как обычно, ибо такова природа когтепёрых стервятников, именующих себя историками . Переосмысливать, возвращаться, жаждая хоть мельком коснуться чужих страданий. Трусливые душонки. Напыщенно провозглашают то, о чём судить у них нет никакого права. Я – единственный уцелевший свидетель, я единственный видел, вдыхал воздух, ощущал вкус предательства.

Жемчуг по-прежнему не оборачивался к слащавому толстяку. Не осмеливался, из страха, что инстинктивные желания возобладают – поднять руку, едва заметно двинув кистью, вот так , чтобы отравленный дротик воткнулся в складчатую шею джистала Маллика Рэла, жреца Маэля.

Он знал, что скорее всего ему это не удастся. Велика вероятность, что он умрёт раньше, чем поднимет руку. В конце концов, это были покои Маллика Рэла, в его резиденции. Охранные заклятия, высеченные в полу, ритуалы, подвешенные в сыром воздухе, довольно колдовства, чтобы холодок бежал по спине и шерсть поднималась дыбом. О да, официально эта богато обставленная комната могла именоваться камерой, но нелепой словесной подмене жить оставалось недолго.

Прислужники этой гниды шныряли повсюду. Нашёптывали свои истории в тавернах, на перекрёстках, в потных объятиях шлюх и высокородных женщин. Жрец-джистал превратился в героя – единственный, кто уцелел в Арэне при Падении. Единственный из верных, конечно. Сумевший вырваться из когтей предателей, как самой Ша'ик, так и арэнских городских бунтовщиков. Маллик Рэл, утверждавший, что он единственный знает правду .

Насколько помнил Жемчуг, на Сэтийских равнинах росла трава, семена которой обладали очень хитрыми колючками: если уж они за что-то цеплялись, вырвать их было почти невозможно. Шипастый панцирь высыхал и трескался, лишь когда носитель проделывал долгий путь. Таковы же были и слухи, рассылаемые дыханием от одного носителя к другому, цепкие, как те колючие семена. А когда пройдёт нужное время, когда каждое семя будет посажено, что дальше? Что распустится по команде Маллика Рэла? Жемчугу не хотелось думать об этом.

И точно так же не хотелось думать, как сильно он на самом деле напуган.

– Коготь, поговори с ним.

– С ним . Признаться, до сих пор не возьму в толк, о ком ты, жрец. И увы, не понимаю, что толкает тебя обращаться с такой просьбой ко мне. Тайшренн тебе не друг…

– Но он не глупец, Коготь. Он смотрит далеко вперёд. Тайшренн. Ты прав, мне не следует настаивать на том, чтобы ты говорил с императорским Высшим магом. Его положение и без того с каждым часом становится всё более неуверенным. Ты ищешь дружеского общения? Тогда я прямым и ясным языком говорю тебе: Коготь, спустись в катакомбы и поговори там с Корболо Домом. Ты не выслушал его рассказ, и со всем смирением я бы предложил, что тебе давно пора это сделать.